– Что будем делать? – Макс затормозил, и мы обозрели горизонт.

От края до края, с севера на юг и с запада на восток мир вокруг был заполнен остатками жизнедеятельности московской цивилизации – ошметками, объедками и обрывками. Мы могли кататься по этому кладбищу отходов хоть до ночи, или до утра, или до конца недели – и все равно не найти предмет примерно тридцати сантиметров в длину и пятнадцати в ширину. Нам оставалось два варианта на выбор. Первый – броситься от тоски с размаха в жерло кратера, второй – вернуться не солоно хлебавши, навсегда поставив крест на Парацельсе и его вкладе в мировое искусство еды.

– Ну что, значит, домой? – вздохнул разочарованный Лаптев.

– Выходит, домой… Э, нет, Макс, погоди-ка!

У самой вершины, на границе между мусором и небом, мне внезапно почудилось какое-то необычное людское шевеление. Сняв шлем, я приставила ладонь ко лбу козырьком, чтоб лучше видеть. И поняла: великодушная судьба подарила нам с барского плеча еще один шанс.

Неподалеку от кратера, левее пирамидок из древних автопокрышек и правее озерца битума, был выстроен ряд фанерных ящиков в форме длинного стола или прилавка. Под присмотром двух милиционеров здешняя публика с явной неохотой складывала сюда все найденные на свалке книги – и тонкие брошюры, и увесистые фолианты. Оба стража порядка сами производили отбор. Вглядевшись, я была поражена: из стопок выкидывались прочь относительно новые и приличные на вид издания, зато старые грязные книги, порой уже лишь отдаленно похожие на книги, бережно складировались.

– Что это там у вас? – спросил Макс у проходящего аборигена. Одетый во фрак поверх тельняшки, в галифе и валенки с галошами, тот волок на себе слегка обугленный по краям рулон мануфактуры.

– Взбесились менты, – ответил абориген, сердито сплевывая. – Нам на свалке только мусоров не хватало! Уже второй день они тут шастают, людям спокойно работать не дают… Чит-татели, блин!

Я велела Максу побыть при мотоцикле, а сама рванула в гору. Мои кроссовки были не самой подходящей для здешних мест обувью – резиновые сапоги до колен пригодились бы больше. Но спасибо, что я хоть была не в босоножках или туфлях на высоком каблуке. Иначе бы я стопроцентно увязла уже через пару шагов. И все здешние дедки, бабки и жучки вытягивали бы меня канатом, как репку.

Пухлый том в полуободранной желтой газетной обертке я узрела среди кучи милицейских трофеев еще на подходе, а приблизившись вплотную к ящикам, сумела дотронуться до книги и даже приоткрыть ее на середине. До самой последней секунды меня не покидали сомнения: а вдруг мы все ошибаемся, и книга Тенгиза Авалиани – не та? Но теперь все мои опасения улетучились вмиг. Она, родимая, она! «Магнус Либер Кулиариус!» Удача, которая дважды за сегодняшний день показывала мне тыл, все-таки вознаградила меня – повернулась и открыла личико. Мне сразу бросились в глаза знакомые латинские закорючки, пентаграмма и изображение половинки солнца, то есть символ медленного огня.