Рот переполнился кровью, и он слизал ее с губ. Густой, темный, знакомый вкус… теперь он останется с ним навсегда. Это – его существо. Сквозь яркую пленку, что плескалась перед глазами, Кристиан разглядел лицо, склонившееся над ним: прозрачные длинные волосы – как водопад, в широко распахнутых бледных глазах – потрясение.

Погружаясь в зеленые воды смерти, Кристиан думал: Триста восемьдесят три года. И он был красивым… таким, каким и должен был быть. Очень красивым.

У Духа было столько слов, уже готовых пролиться в тишину. Убийца, – хотелось ему сказать. – Мой лучший друг, мой единственный брат. Самый близкий мне человек. Однажды я видел, как ты свернул с дороги в кювет, чтобы не сбить бродячего пса. И как же так получилось, что ты хладнокровно вонзаешь нож с сердце спящего человека… ну, ладно, пусть не человека… Но все равно, как же ты можешь его убивать, глядя ему в глаза?!

Но он ничего не сказал. Ни единого слова. Потому что вокруг изверглась тишина.

Дух подошел к кровати и встал за спиной у Стива. Он не видел, как к ним приблизился Зиллах. А вот Стив, наверное, видел, потому что он отступил на шаг.

А потом был только стремительный промельк движения из темноты. Блестнула бритва, и весь свет, который был в комнате, казалось, собрался на ее смертоносном лезвии. Духу в лицо брызнуло что-то мокрое – едкое и горячее. Вкус во рту, в горле. Кровь. Кровь Стива.

Зиллах полоснул Стива бритвой по груди, и Стив упал. Он успел схватить Зиллаха за руку, но не за ту руку, в которой была бритва. И бритва уже опускалась к горлу Стива.

Нож Аркадия по-прежнему торчал из груди Кристиана, драгоценные камни на рукояти тускло поблескивали в бледном свете. Дух протянул руку и вырвал нож. Сердце Кристиана едва слышно хлюпнуло. Кровь тонкой струйкой потекла из раны.

У Духа было такое чувство, как будто все происходит в замедленной съемке. Бритва все еще опускалась. Он сделал два шага вперед. На удивление легко он обхватил Зиллаха за шею левой рукой и запрокинул ему голову.

А потом он воткнул нож Аркадия прямо Зиллаху в висок, и это было самое трудное из того, что он делал в жизни.