— Какой он — твой волк?

На этот раз в улыбке Персис промелькнуло что-то похожее на… любовь.

— Он — весь мой, от ушей и до хвоста. И совсем не похож на собаку.

— А все-таки?

— Как ни странно, волчье мышление больше похоже на человеческое. Кроме логики, в нем присутствует элемент предвидения, интуиции, и этот элемент достаточно велик.

— Например?

— Если мы с Риком ссоримся… даже не ссоримся, а просто дуемся друг на друга, Охотник сразу это замечает и пытается нас отвлечь: затевает игру с мячом или еще что-то. Он в этом отношении как ребенок, ведь дети сразу чувствуют, когда в семье неладно. И он всегда предупреждает меня об опасности. К примеру, если мы гуляем, а впереди оползень или какое-то дикое животное, он не даст мне и шагу ступить, пока…

— Как же он это делает? — перебил Нат.

— Однажды я, как обычно, отправилась гулять в парк и взяла с собой Охотника. Внезапно он зарычал и заступил мне дорогу, не давая пройти. Я пыталась обогнуть его, но он не пускал меня и продолжал рычать. Дело кончилось тем, что Охотник буквально загнал меня обратно в машину. Потом я узнала, что в тот день в парке видели кугуара, так что он, наверное, спас мне жизнь. Мой Охотник — настоящий друг!

Благодаря этому разговору Нат с удивлением обнаружил в характере Персис стороны, о которых не подозревал. Оказывается, она умела быть человечной, мягкой, любящей… Кроме того, он понял, что Охотник, по-видимому, заботился о Персис гораздо больше, чем ее собственный муж.

Тем временем Персис взяла со скатерти крекер и, съев его, изящным движением стряхнула с колен крошки. Этот жест тоже был характерен для нее и свидетельствовал об аккуратности и собранности.

— Расскажи мне о своей прежней жизни, Нат, — попросила она. — Мне давно хотелось подробно узнать, какой она была. Скажем, из чего обычно состоял твой день?

— Даже не знаю, что тебе сказать. Для меня-то это была ежедневная, ничем не примечательная рутина. Впрочем, должен сказать, что я вел довольно упорядоченную жизнь. Вероятно, это объяснялось тем, что я, как-никак, был практикующим врачом, а врач не может позволить себе непредсказуемость и расхлябанность. Да и медицину я всегда любил без памяти… Для нас с Мэри это было главное дело в жизни. Думаю, и в тебе живет такая же страсть, потому что без нее порой просто невозможно мириться с тем, что иногда приходится делать. Ну а для нас с Мэри ничего, кроме медицины, в мире просто не существовало. Не знаю, хватило бы нас на всю жизнь, но и тогда, и сейчас мне кажется, что да — хватило бы.

— Ты очень любил Мэри? — Этот прямой вопрос был задан с подкупающей откровенностью, и Нат невольно улыбнулся.