— Что мне ее с собой таскать? — Левандовский достал откуда-то из-под кресла большую почти допитую бутылку виски.
При этом он неприязненно покосился на их соседа, пожилого сухопарого немца, занимавшего кресло у прохода. Из-за него весь полет из Франкфурта пить приходилось почти украдкой. Как только взлетели, Левандовский произнес:
— Боюсь летать.
И тут же разлил «за удачный взлет». Естественно, предложили немцу. Тот вместо того, чтобы с благодарностью согласиться или вежливо отказаться, гневно задвигал своим острым старческим кадыком и начал что-то возмущенно выговаривать. Обиходов различил только «нихт» и «флюг».
— Что это он? — удивился Левандовский.
— Говорит, что со своим нельзя, — перевел Обиходов. — Как в советской столовой.
— Нельзя так нельзя, — сказал Левандовский. — Чего он так разволновался-то?
— Это он жизни учит, — определил Обиходов. — Немца хлебом не корми, дай кого-нибудь жизни поучить.
— Обложили, гады, — Левандовский тревожно глянул на завешанный шторкой проход, откуда время от времени появлялись люфтганзовские стюардессы, занудные и строгие, как учительницы немецкого языка в средней школе.
После того, как выпили, Левандовский сразу же спрятал бутылку под кресло. Потом еще несколько раз на протяжении трехчасового полета приходилось доставать ее из-под кресла, убедившись, что поблизости нет стюардесс. В какой-то момент в душе возмущенного этой унизительной процедурой Левандовского зародились сомнения.
— Может, мы зря прячемся? — сказал он. — Может, фриц сказал, не «вообще нельзя», а ему нельзя. Может, у него язва?
— Язва? У него? — порядком захмелевший уже Обиходов в упор посмотрел на немца. — Вряд ли. И потом, посмотри вокруг. Никто не пьет. Боятся.
Левандовский вытянул шею и осмотрел салон.
— Ты прав, боятся, — сказал он. — Давай еще по одной.
Бережно поддерживая друг друга, они вошли в здание аэропорта. Несмотря на поздний час, вокруг было полно народу.
— Куда теперь? — Левандовский крепко вцепился в локоть Обиходова, словно боялся потеряться.
— Нас должны встречать, — произнес Обиходов, осматриваясь. — Ага! Вон там!
В стороне от плотной толпы вновь прибывших и встречающих, у самого выхода, он заметил высокого брюнета в черных очках с листом бумаги, на котором маркером было написано «Mr Obikhodoff». Одной рукой Обиходов подхватил чемодан, другой — Левандовского и уверенно направился к выходу. Брюнет смотрел на приближающуюся парочку, оставаясь при этом совершенно невозмутимым. Обиходов успел рассмотреть его лицо. Хищный нос с горбинкой, тяжелый выдающийся вперед подбородок, покрытый сизой щетиной. Обиходов невольно замедлил шаг.