Пётр осторожно спустился по трещине – в компании с Давыдовым и пороховым бочонком – метра на три с половиной. Трещина неуклонно змеилась вниз, постепенно сужаясь. Денис, предусмотрительно отложив горящий факел в сторону, вытащил из ножен охотничий клинок и его остриём проковырял в днище бочонка круглую дырочку, после чего обернулся и громко крикнул:

– Емеля, лезь к нам! Тащи сапёрный шнур.

Повозившись минуту-другую, он кивнул Петьке:

– Всё, вылезаем. Смотри за шнуром, чтобы разматывался равномерно, без резких рывков…

Пётр медленно-медленно, сантиметр за сантиметров, сжимая в одной руке факел, а другой разматывая сапёрный шнур, пополз обратно. Время тянулось медленно и вязко, мышцы спины противно затекли, руки занемели, по лицу, застилая глаза, текли мелкие капельки холодного пота….

Когда впереди – в бесконечно-чёрном проёме – показались первые солнечные отсветы, он тщательно затушил факел о ребристый свод трещины и отбросил почерневший сосновый огрызок далеко в сторону. Ещё немного, ещё чуть-чуть…

Выбравшись на земную поверхность, Петька передал заметно похудевшую бухту шнура Емельяну, смахнул с лица обильный пот, отдышался, поднялся на ноги, помахал-потряс руками, восстанавливая кровообращение, и велел:

– Разматывай, братец, и тащи на ту сторону гребня.

Через несколько минут Давыдов известил:

– Ванда машет нам рукой. У них, похоже, тоже всё готово. Поджигаем шнур…. О-па! Смотрите, волчара улепётывает со всех ног. Видимо, что-то почувствовал, бродяга опытный…

Пётр взглянул вниз. По наполовину занесённым снегом чёрным камням Соляного ущелья нёсся большой бурый волк. Тот самый, который так нагло «улыбался», встречая глупую олениху, выходящую из тёплых вод никогда незамерзающего озера. Следом за ним бодро трусили две поджарые, светло-серые самки.

Громко зашипел, разбрасывая во все стороны светло-жёлтые искры, сапёрный шнур. Через положенное время прогремел взрыв. Вскоре раздался оглушающий, больно бьющий по ушам треск.

«Такое впечатление, что где-то рядом – одна за другой – начали палить армейские пушки», – авторитетно заявил внутренний голос. – «Наверное, это так трескается гранит…».

Треск затих. Вернее, сменился противным шуршание, которое – через несколько секунд – завершилось страшным грохотом.

– Это отколовшаяся часть гранитной скалы сорвалась вниз, – охотно пояснил Давыдов, отнимая ладони от ушей. – А, вот, наконец-таки, рвануло и с нефёдовской стороны…

Выждав три-четыре минуты, Пётр поднялся на ноги, перевалил через гребень, заметно потерявший в высоте, и подошёл к вновь образовавшемуся обрыву. Вход в Соляное ущелье был надёжно и плотно закрыт (закупорен, замурован, заделан). Волки, оказавшиеся в смертельной ловушке, бестолково и испуганно метались по долине, постепенно отступая к берегам озера. Со скал, надёжно окружающих долину, зазвучали частые выстрелы.