Девушка, с минуту пощёлкав кресалом, зажгла тоненькую восковую свечу, вставленную в гнездо старенького серебряного подсвечника, вторую, третью, после чего обернулась и пристально посмотрела на ночного гостя.

Петька бестолково вскочил на ноги и, ничего ещё не понимая, потерянно забормотал:

– Вы – кто? Как вас зовут? Что здесь происходит?

«Я вижу перед собой высокую девушку, гораздо более высокую, чем та, в деревенской церкви», – старательно доложил внутренний голос. – «Волосы чёрные, кудрявые, лицо бледное, слегка вытянутое, глаза тёмно-карие…. Нет, данная девица ни капли не похожа на нашу Марию Гавриловну! Ни капли! Как всё это понимать, а? Видимо, образовалась очередная запутка. То бишь, наметилась новая хитрая головоломка…».

Барышня непонимающе и чуть испуганно отшатнулась в сторону и вежливо представилась:

– Мария Гавриловна Радостина. А вы, сударь, кого ожидали увидеть перед собой? Кстати, ваше лицо мне, определённо, знакомо.…Нет ли у вас сына – двадцати с небольшим лет от роду? Или, допустим, племянника?

– Племянника нет, и, увы, уже никогда не будет. Сын? Надеюсь, что родится когда-нибудь…. Простите, но вынужден срочно откланяться. Приятно было познакомиться и всё такое…. Но, извините, очень и очень тороплюсь.

– Как? Уже уходите? Вы же хотели поговорить со мной…

– Ничего не получится, – Пётр вновь приоткрыл окно и забрался на подоконник. – Произошла досадная ошибка…. Нет, лично вы, милая Мария Гавриловна, здесь абсолютно не причём. Как, впрочем, и уважаемый Александр Сергеевич….

– Какой ещё Александр Сергеевич?

– Пушкин, конечно же…. А у вас, поверьте, всё будет хорошо. И, даже, отлично. В урочный час, уже после войны с Наполеоном, вы непременно повстречаетесь со своим Петром Бурминым, выйдете за него замуж, нарожаете детишек…. У меня будет к вам всего одна крохотная просьба, добрейшая Мария Гавриловна.

– Какая же?

– Позабудьте, пожалуйста, про этот мой неловкий и бессмысленный визит! Как будто это были последствия вашей недавней болезни. То бишь, бред горячечный, дурацкое виденье. Позабудьте и прощайте навсегда…

Метель продолжала упорно и настойчиво ткать свои бесконечно-изысканные кружева. Причём, кружева эти были абсолютно белыми, без малейших оттенков сиреневого и фиолетового.

«Цветной снег здесь, вообще, не причём», – презрительно хмыкнул внутренний голос. – «Напутал ты всё, братец, в очередной раз. То есть, всё смешал – без всякого разбора – в одну общую кучу…».

Обойдя стороной крепко-спящих собак, Петька дошагал до возка, забрался внутрь и сообщил кучеру Антипу, возившемуся с печкой: