Витка наготовила полный холодильник еды, а он не ел. Стеснялся.

Наконец, нервно растягивая ворот ужасного турецкого свитера, заговорил:

– Я должен решить, как вернуть тебе долг, Витта.

Даник с Мэри ссорились перед телевизором, какую программу смотреть. Даник хотел «Южный парк», а Мэри кричала, что это ерунда, и призывала на свою сторону Витту, папу и Аллаха.

– Круговорот долгов в природе закончился, – сказала она. – Никогда больше об этом не говори.

– А о чем говорить? – растерялся Ильгам и оставил в покое свитер.

Тут Даник влетел на кухню и сообщил:

– Мама, Мэри сказала, что «Южный парк» – отстой. Потому что она девочка и ничего не понимает.

– Я тоже девочка, – Витка поправила на сыне футболку, – и поэтому считаю, что, по сути, она права.

* * *

– На следующий день после Чернигова я не выдержал. И отдал приказ: найти и уничтожить. – Зоран стоял, прислонившись спиной к высокому стеллажу с книгами, и уже минуту тер пальцем переносицу. Всегда так делал, когда чувствовал себя неуютно. И злился из-за этого. – Но вы, – он подчеркнул местоимение «вы», – успели раньше.

Женщина в длинном терракотовом платье сняла со спинки кресла оранжевый шарф из тонкой шерсти и набросила его себе на плечи. У нее были густые седые волосы, и перламутровая заколка не давала им рассыпаться по спине.

– Хотелось бы приписать себе победу в оперативно-розыскных мероприятиях, – усмехнулась она, – но не комплексуйте. В данном случае мы тут ни при чем. В отличие от вас, я такого приказа не отдавала.

– Потому что Ираклий – сын Эккерта, и у вас есть корпоративные соображения?

– Побойтесь Бога, – сухо сказала женщина. – Потому что наш список его клиентов неполон. Нам нужно было еще немного времени. Но что уж теперь говорить… Это сделали те, кто в свое время не пожалел порядка одиннадцати миллиардов за работы по переконфигурации Восточной Европы. Вот их-то в моем списке как раз и не хватает. Но скоро они там окажутся, я могу пообещать всем пострадавшим.

Прошло несколько суток с тех пор, как я, проснувшись утром, понял, что уже не чувствую такого отчаяния, как, к примеру, вчера. Просыпаясь, я уже знаю, что все было на самом деле. Случилось и произошло. Я это как-то принял. А еще вчера, открывая глаза, я верил, что мне просто приснился сон. И со стоном, скрипом и отчаянием неимоверным вынужден был признавать, что нет – все это было. Были лица, исчезающие на экране, уходящий в никуда город, молнии виолончельных смычков и цветное пятно в темном небе, будто снимок далекой галактики, сделанный умным телескопом Hubble.