— Да не трогаю я твоего Антонио, не кипятись… Просто здесь ему такая участь уготована, что не дай Бог никому. Вытянут из него эту тайну с твоей помощью, да вышвырнут, как отработанный материал. Если вообще не прикончат. А если не прикончат, то можешь себе представить, что у него будет за жизнь? Не жизнь, а лестница в курятнике.

— Как это? — спросил Бурик.

— Да вот так! — запальчиво ответил Джузеппе. — Короткая и вся в дерьме!

Бурик не мигая смотрел на своего собеседника.

— А что же тогда будет со мной?

— Сам попробуй догадаться.

Холодная вода облила лицо и потекла под футболку. Добрыня дернулся.

— Повери-ино… — раздалось где-то сбоку.

— Коз’э суччессо? — спрашивал женский голос.

Добрыня открыл глаза и тут же зажмурился. Электрический свет ослепил его. Когда глаза привыкли, Добрыня разглядел над собой белый потолок. Через секунду взгляд его сфокусировался на лице пожилой тетеньки с испуганными и участливыми глазами.

Венеция

Ночью Вовка проснулся от странного чувства — казалось, кто-то звал его. Вовка сел на кровати по-турецки, потер виски. Ощущение странного зова ослабло, но не прекратилось. «Дурацкий сон…» — подумал Вовка и, перевернув подушку, уже хотел было вновь предаться объятиям Морфея, но тут услышал, как на кровати у противоположной стены завозился Стас.

— Что за хрень собачья… — донеслось до Вовки.

Он снова сел на кровати, завернулся в покрывало, широко и с чувством зевнул и спросил:

— Что, не спится?

— Да ну… — сонным голосом ответил Стас. — Снится ерунда какая-то. Акклиматизация, наверное.