Настал очередь погрустнеть Добрыне.

— А ты как думал… Твои предки такой хай подняли, милицию вызывали…

— А Магистр говорил: «Не хва-атятся… Не хва-атятся…»

— Он тебе наговорит… Конечно, хватились. Почему-то одна только бабушка не волнуется.

— Она у меня кремень, — гордо сказал Бурик.

— Везет… А моя мама, как услышала, что ты пропал, так заперла меня у Володьки дома. Она не знала, что он запасные ключи мне оставил. То есть он оставил для нее, а я… ну вроде как забыл отдать.

— Это ты молодец! — похвалил Бурик.

— А когда она ушла на работу, я смотался. Правда, записку написал. Слушай, а может отсюда можно позвонить? Тут есть телефон?

— Я… Знаешь, я про это как-то не подумал. Они меня здесь… шут его знает, может, поят чем-то. Я все время «торможу». И спать хочется.

— Так чего ты сидишь, пойдем искать телефон!

Не дожидаясь ответа, Добрыня встал и пошел к двери. Бурик последовал за ним, постепенно наполняясь чувством неуемной радости — Добрыня здесь, с ним! Ведь это же чудо!!

Чудо в лице Добрыни шло по коридору с таким видом, будто живет здесь уже по меньшей мере месяц…

Венеция

— Поезжай, Стас. А я как только смогу — сразу к тебе. Ты за меня не волнуйся.

— Как же мне за тебя не волноваться?

— Да я, Стасич, за тебя еще больше волноваться буду. В бытовых вопросах ты ведь хуже ребенка! Да еще без языка, в чужой стране…

— Ты, что ли, с языком? — недовольно спросил Стас, продолжая запихивать в дорожную сумку вещи.