В углу сидит девушка с планшетом, похоже, студентка, и когда она поворачивается, чтобы включить планшет в розетку, я вижу на ее плече, под лямкой топа, татуировку – какое-то яркое цветное изображение. Пожилая чета пьет черный чай из изящных фарфоровых чашек; на столике между ними высится круглый торт-башня, обсыпанный цветными крошками. Я задумываюсь о том, обязательно ли при чаепитии выглядеть так, словно ты умираешь от скуки.

Даже Ланни несколько расслабляется к тому времени, как мы заканчиваем есть, и теперь, когда ее трупно-темная помада стерлась, она выглядит почти нормально. Мы осторожно обсуждаем торт, выходные, книги. И только когда садимся в машину и выезжаем на крутую, извилистую дорогу к Стиллхауз-Лейк, я неохотно начинаю неприятный разговор.

– Ланни, послушай… Ты же умная девочка. Ты знаешь, что, если будешь так выделяться, тебя обязательно кто-нибудь сфотографирует и выложит эти фото в инет, и они попадут в соцсети. Мы не можем этого допустить.

– С каких это пор моя жизнь стала нашей проблемой, мама?.. Ах да, я и забыла. Так было всегда.

Я делала абсолютно все, что было в моих силах, дабы защитить своих детей от худших из ужасов, последовавших за Происшествием, и то же самое делала моя мать, когда меня допрашивали как сообщницу. Я надеялась: что бы ни запомнила или ни узнала Ланни, это было лишь тонкой струйкой отравы, а не тем ядовитым потоком, в который пришлось погрузиться мне. Моя мать была вынуждена сказать Ланни и Коннору – тогда еще Лили и Брэйди, – что их отец был преступником и что его отправят под суд, а затем в тюрьму. Сказать, что он убил множество молодых женщин. Она не поведала им подробности, и я не хотела, чтобы дети их узнали. Но так обстояли дела тогда, и сейчас я знаю, что не смогу долго скрывать от Ланни худшее из этого. Четырнадцать лет – слишком юный возраст, чтобы постичь всю жестокость натуры Мэлвина Ройяла.

– Мы все должны держаться незаметно, – напоминаю я. – Ты знаешь это, Ланни. Это ради нашей безопасности. Ты ведь понимаешь это, верно?

– Конечно, – отвечает она, демонстративно глядя в сторону. – Потому что нас всегда ищут. Те загадочные чужаки, которых ты так боишься.

– Они не… – Я делаю вдох и в который раз напоминаю себе, что от этого спора никому из нас не будет лучше. – У нас есть веские причины жить по таким правилам.

– Твои правила. Твои причины. – Она откидывает голову на спинку кресла, словно настолько устала, что не может больше держать ее прямо. – Знаешь, если я буду краситься, как готка, никто точно не узнает меня. Все смотрят на макияж, а не на лицо.