Лайам потупился, как мальчишка, получающий заслуженный нагоняй.

— Это звание меня вполне устраивает, милорд, — пробормотал он.

Веспасиан фыркнул.

— Я предлагаю вам больше.

— Я бесконечно вам благодарен, милорд, — его вдруг осенило. — Я никогда не осмелился бы пойти против вашей воли. Просто мне кажется, что коммерческая разведка, которой я занят в последнее время, весьма перспективна. И способна принести баснословные прибыли как дому, с которым я связан, так и вашей казне, если вы прикажете отрядить корабли по следам моих экспедиций. Согласитесь, милорд, должность эдила почетна, но нисколько не прибыльна для казны. На своем поприще я принесу вам больше.

— Вы возлагаете большие надежды на открытые вами пути?

— Да, милорд. И ваши эксперты смогут в самом скором времени убедиться, что они совсем не беспочвенны.

— Ха! — воскликнул герцог и повернулся. В солнечных столбиках, исходящих от маленького окошка, заплясали взметнувшиеся пылинки. — Вы предлагаете мне пир через год, когда я хочу кусок хлеба прямо сейчас. — Он сел. — Но не буду вас принуждать. Вы человек свободный. Можете ехать, однако помните — место, от которого вы отказались, дважды не предлагают.

Лайам встал и поклонился.

— Нынче вы ужинаете со мной, — сердито сказал Веспасиан. — Мы поговорим о ваших делах и о тех выгодах, которые они сулят Южному Тиру.

Лайам откланялся, надеясь, что на этом все сложности кончатся, — так, в общем, и вышло. За ужином герцог говорил лишь о торговле и для благородного человека проявил к этому низменному занятию непомерно большой интерес. Веспасиана весьма увлекла перспектива путешествий через Колифф, однако Лайам все равно ощущал, что им недовольны. Трапеза затянулась до ночи, и, когда его отпустили, он полетел к своим комнатам, словно птичка, дверцу клетки которой забыли закрыть.

Вымотанный до предела, он рухнул в постель, нисколько не сомневаясь, что принятое решение является единственно верным. Да, безусловно, Южный Тир находится в крепких руках, но каждый раз, когда Лайам смотрел бы на эти руки, ему бы чудилось, что они сжимают кинжал, покрытый еще не запекшейся кровью.

Когда небо за Дипенмуром порозовело от первых лучей, Лайам остановил чалого. Он выехал затемно и уже с час находился в дороге, холодный утренний воздух окончательно согнал с него сон. Его радовало, что замок был уже далеко и что ничей осуждающий взгляд не мог помешать ему наслаждаться тишиной и рассветом. Даймонд стоял спокойно, но вьючная лошадка, вверенная заботам Лайама вездесущим Торквато, громко заржала, не желая, как видно, покидать родные места.