— Чего ты прицепился к ноль пятой? — снова проворчал Кузьменко. — Она что, и правда так мечется?

— Ты рисуй, рисуй… — проворчал Павел.

Наконец ноль пятая на высоте в пятьсот метров быстро ушла за пределы видимости высотомера. Павел выдал данные по последней засечке, и спокойно продолжил работу по маршрутным целям. Осталось только две цели, работа пошла скучно, вяло. Кузьменко вдруг проговорил:

— Ну, как Ленка? На высоте оказалась?

— В каком смысле? — удивился Павел.

— Ну, не зря же ты ее на станцию водил? В бомбоубежище оприходовал?

— Кузьменко, прекратите базар! — вдруг ворвался раздраженный голос командира.

— Ефрейтор, пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте.

— За что?! — изумленно взвыл Павел.

— Ефрейтор, еще пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте, за пререкания с командиром.

Павел молчал. Темная злоба поднималась из самой глубины души. Хотелось сорвать с головы гарнитуру и с маху хватить ее об пол.

— Ефрейтор, вы что, устава не знаете? — снова послышался, на сей раз вкрадчивый, голос командира.

Павел явственно ощутил себя слизняком под подошвой сапога, и стиснул зубы.

— Пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте, за незнание устава, — медленно, раздельно проговорил командир.

Павел снова промолчал, но и командир больше не докапывался.

Отвернув от лица микрофон, Павел вслух сказал, обращаясь к Котофеичу, дремлющему на шкафу:

— Интересно, с какого хрена он сорвался?..

В наушниках послышалось:

— Я тебе покажу такой хрен, что служба медом не покажется…

Станции вскоре выключили, и Павел пошел спать. Котофеич отстал на полпути, подался по своим каким-то ночным делам.