– М-да, история… – протянула Вивьен, пытаясь уложить все знания по порядку. – А Пола… в смысле Доуского убили эти самые… с корабля Решки Маркуса?

– Думаю, да. Наверняка они предъявили ему какие-нибудь претензии, потребовали награды хотя бы за то, что сунулись к Маркусу. Тот, разумеется, ничего им не дал, не заслужили. А возможно, сам попытался их убрать. Но не вышло.

– Один против двоих? – удивилась девушка.

– Думаю, он мог быть самоуверен, ведь у него была неплохая подготовка. Или рассчитывал на что-то еще вроде магии. Не знаю, моя дорогая, наверное, его просто опередили. Или застали врасплох. Или еще что-то.

– Не могли его застать врасплох где-нибудь в другом месте? – проворчала Вивьен.

Ренс хмыкнул.

– Нет, мне его жалко, конечно, – передернула плечами девушка. – Просто… жалость к нему существенно перекрыл ужас той ночи, когда этот противный Стирсон… ну вы поняли.

Ее брат нахмурился, но тем не менее увел разговор в другую сторону:

– А матросов с «Крылатого» убили те хлыщи, что заявились ко мне на «Шалунью»?

– Кто же знает, – пожал плечами Эрни. – Мне кажется, это вероятнее всего. Может, они и стекло забрали. В общем, это я не знаю. И не буду пытаться узнать. Я вообще хочу навсегда забыть о Лаужер-оне Маядскальском вместе с портретом его бабули.

Охотник за воздушными разбойниками в противовес своему другу искренне наслаждался ситуацией. Он сидел, развалившись в кресле и положив ноги на пуфик. Услышав последнее замечание сыщика, поднял бокал и произнес:

– Давайте за это выпьем. – И после глотка вина поинтересовался: – Так когда мы увидим следующее действие?

Эрни, вновь не отрывая взгляда от Вивьен, тоже отпил из бокала и ответил:

– Думаю, завтра.

Неизвестно, что именно имел в виду Ренс под следующим действием, однако уже через несколько часов на землю Аногиля ступил известный эксперт-искусствовед Зирмунд Пжерский. Личность это была незаурядная. Начинающий лысеть, с пивным животиком, в толстых очках, он обладал активнейшей мимикой, без жестов не мог произнести и слова, а к произведениям искусства относился как к любимым детям. Шумный и восторженный, хинген Пжерский не видел никаких барьеров, если речь шла о живописи, к которой питал особую слабость. Благодаря таким достоинствам у него появилось немало приверженцев и самозабвенно внимающих ему учеников. Даже сейчас его сопровождала небольшая стайка студентов.

Когда эта толпа с шумом ворвалась в музей, все посетители и сотрудники мгновенно поняли: скоро случится что-то невероятно интересное. К тому же фотографии Зирмунда Пжерского довольно часто появлялись в прессе, в лицо его знали многие. Эрни же заранее позаботился, чтобы несколько журналистов из массовых изданий отирались неподалеку.