– Сделаешь, что собрался, и Морлоков меньше не станет, – продолжал напирать Лазарь. – Убивать во имя мира – всё равно, что… снимать порно для пропаганды целомудрия.

Лилит приподняла дуло револьвера и теперь действительно целилась Лазарю прямо в зубы.

Лазарь подумал, что теперь ей будет гораздо легче промазать, но с другой стороны, если она всё-таки попадёт, шансы на выживание существенно снизятся, так что, пожалуй, лично для него соотношение плюсов и минусов осталось неизменно.

– Что конкретно в словосочетании «закрой рот» тебе непонятно? – прошипела Лилит

Она явно не хотела стрелять. На то было много причин, но главная среди них – её самолюбие. В этой дуэли она хотела перебороть Лазаря умом, а не силой.

Не поворачивая головы, она обратилась к Энуо:

– Сделай это, мальчик. Иначе ты никогда не вырвешься из замкнутого круга. Морлоки – животные. Бесчувственные тупые животные. Они не понимают и никогда не поймут человеческого отношения. Они не оценят ни твоей доброты, ни твоего благородства. Не хватит им на это душевного ума.

Надо же, какая образность – «душевный ум»! Это она, никак, про инсон? Самое прискорбное, что в теории-то Лилит права, а вот что касается практики – здесь её методы многие сочтут... слишком радикальными.

– Никуда твои недостатки не делись, Энуо, – продолжала Лилит. – Они по-прежнему с тобой. И с тобой останутся ещё очень-очень долго. Не решишь проблему кардинально, и они вообще никогда тебя не оставят. Будешь жить с ними до конца дней.

Бельфегор почти не участвовал в словесной баталии, отдав бразды правления в руки самого младшего офицера Ведущего. Эту Игру курировала Лилит, в то время как он учувствовал в её бенефисе лишь в качестве поддержки.

Лазарь отважился снова раскрыть рот, рискуя в любую секунду проглотить свинцовую пилюлю «успокоительного»:

– Твои недостатки есть продолжение твоих достоинств, Энуо. Доброта, совесть, великодушие – именно эти пороки делают тебя гуттаперчевым, мальчик. Цвет кожи здесь совсем не при чём.

– Заткнёшься ты сегодня или нет! – взвыла Лилит, разом растеряв всё хладнокровие. Она сделала в сторону Лазаря несколько быстрых шагов, потрясая на ходу револьвером. – Чему ты учишь его, идиот?! Всепрощенью? Благородству? Они не трогают его сейчас потому, что боятся!

Она махнула свободной рукой в сторону Морлоков. Те следили за словесной перепалкой странных гуттаперчевых людей, как зрители на теннисном корте следят за теннисным поединком. Самые внимательные уже смекнули, за кого следует болеть.

– Может быть, со временем они «посветлеют» и «прояснят» весь мир, – продолжала Лилит, – может быть! Но только пока на руках у мальчишки оружие сдерживания. Не будет его, и всё вернётся на круги своя. Эти твари понимают кнут, а пряники едят, как что-то само собой. Морлоки могут «посветлеть», но никогда не просветлятся. Поэтому ещё одно слово, длинный, малюсенькое словечко, и, клянусь чем хочешь, я выстрелю в твою упрямую небритую рожу!