– Я спросил, когда придет.

– Минут через пять придет, – ответил толстяк, понимая, что врать дальше бессмысленно. – У него тоже есть. Больше чем у меня. У этого скупердяя все забери! Скотина, знает же, что у меня астма…

– Договорились, – согласился Кубинец и отложил пакет с картошкой. – Фу, что ж так хреново-то? Ты это, руки на столе держи, чтоб я видел. Ага, вот так, – всмотрелся в лицо собеседника. – Я помню тебя. Лет двадцать прошло. Помнишь Белу-Оризонти? Ты мне шифры передавал… и рацию…

– Не люблю Бразилию, – буркнул толстяк.

– Таким поджарым был. Постарел ты.

– Думаешь, ты помолодел?

– Да, – печально вздохнул Кубинец. – Но во всем этом есть и позитивный момент: прошлое нас связывает общим делом, а будущее общими деньгами. Сколько, говоришь, у тебя?

Хуши сказал: «Когда меня что-то беспокоит, я вспоминаю мудрого Че. Он боялся соседской собаки. Собака боялась хозяина, а хозяин боялся мудрого Че»

Хуши сказал: «Когда меня что-то беспокоит, я вспоминаю мудрого Че. Он боялся соседской собаки. Собака боялась хозяина, а хозяин боялся мудрого Че»

… Голубая была раза в два больше. Но красную не пугали ее размеры: она делала вид, что проплывает мимо, потом внезапно бросалась, подныривала и кусала голубую снизу за хвост. Этот трюк она проделала раз пять. Краткосрочной памяти у них на пару секунд. Голубая больше и всегда забывает, что маленькую красную надо бояться.

Рэм постучал пальцем по аквариуму, рыбы никак не отреагировали. Красная пошла на очередной заход.

– О чем задумался, Рэм? – спросил Сафронов, протягивая собеседнику свой знаменитый портсигар.

– Не курю, – ответил тот, оторвал взгляд от аквариума, откинулся в кресле и, чуть прищурив глаза, посмотрел на собеседника, пытаясь угадать его настроение.

Сафронов приподнялся с кресла, достал небольшой пакет с кормом, бросил щепотку в аквариум.

– У них сложные взаимоотношения. Я назвал их Каин и Авель. Не терпится узнать, чем дело кончится, – сказал и покосился на гостя, ожидая реакции.

Эту шутку мультимиллионер Сафронов рассказывал всем, кого приглашал в свою оранжерею. Кто-то хохотал, кто-то показывал знак «класс», кто-то качал головой и долго улыбался, но чтобы так, как этот… На лице Рэма не дрогнул ни один мускул. Улыбаться из вежливости – не в его правилах.

Денис Юрьевич не был трусом. Только две вещи пугали его – бедность и улыбка Рэма. Впрочем, когда человек в черном плаще не улыбался, тоже было страшно. Необъяснимый животный страх накатывал только при упоминании его короткого имени. Умный, серьезный, немногословный Рэм пугал Сафронова. Об изворотливом уме и жестокости этого человека он знал не понаслышке. Обращаясь в агентство, Сафронов всегда просил прислать кого угодно, только не Рэма. Но всегда приезжал Рэм. И Денис Юрьевич, сделав радостное лицо, приветствовал его: «Какие люди!