Я снова осмотрел руины. На этот раз с определенной целью. Их там не было. Никакого следа.

Вернувшись домой, я умылся и побрился — впервые после выписки из больницы. Затем направился в участок, где работал Билл. Его коллеги искренне мне сочувствовали, поэтому позволили просмотреть фотографии, которые были сделаны тогда, когда пожар еще не был потушен полностью. Фотографии делались в самых разных ракурсах. Я рассматривал снимки через лупу. У меня ушли на это часы, но я был терпелив. В конце концов я вернул досье. Ничего не сказал, поблагодарил сгорающих от любопытства полицейских и ушел.

Там не оказалось книг.

Среди мусора, среди осколков и обрывков прошлого Билла, сожженной одежды и одеял, битой посуды и щепок не было ни одной страницы какой-либо из тысяч драгоценных книг Билла. Он их любил, обожал, дорожил ими. Он тратил на них кучу времени и денег и всегда говорил, что ему наплевать, что с ними станет после его смерти.

Книги Билла, которые имели для него ценность, только если он был жив, были вывезены. Он знал, что приближается развязка, поэтому, как бы ни был занят — боролся с виллаками, закладывал взрывчатку по всему дому, готовился к встрече со мной, — нашел время, чтобы позаботиться о книгах.

Зачем? Чтобы какой-нибудь другой библиофил поживился коллекцией, которую Билл собирал много лет? Не-е-ет. Я в это не верил. Билл перевез все книги только по одной-единственной причине: он хотел забрать их с собой.

Когда понял, что голоса говорили правду, что Билл жив, ждет и вынашивает планы, я много месяцев провел взаперти в квартире. Я лежал на кровати, смотрел на водку и перебирал детали собственной разрушенной жизни. Я думал о Ник, Эллен, Вами, инках и дивился тому, как много умудрился потерять. Но больше всего я думал о бутылке и демонах, о том, как легко снова поддаться им, забыть про все и оказаться вне досягаемости Билла, виллаков и всех остальных, кто захочет проявить ко мне интерес.

С каждым днем я все приближался к бутылке. Я забрал ее с тумбочки и прижал к груди, спал, держа ее в объятиях, жил с ней, свинчивал крышку по сто раз на дню и каждый раз сомневался, верну ли ее на место или волью в себя жидкое проклятие. Я приближался к самому пределу, и мне удалось бы продержаться недолго, максимум неделю или две, а потом я бы сдался. Я потерял все — контроль, направление, цель. Я был раздавлен, но свободен.

Затем сквозь барьеры боли и тоски проскользнула одна-единственная мысль и все перевернула. Каждый треклятый день я вспоминал Билла и наш разговор и однажды припомнил выражение его лица, когда я сказал ему о победе Вами, о том, что киллер посмеется над ним. Лицо Билла при этих словах исказилось, он пробормотал, что Вами недолго доведется смеяться, и с усмешкой добавил что-то насчет того, что еще с ним поквитается, так как настоящий мужчина смерти не по зубам.