Комиссар лучился торжеством. Он настолько расчувствовался, что похлопал меня по плечу, хваля за сообразительность и оперативность. Конечно, умник Эверс поспешил закрыть шторы, как только разулся. Но у нас теперь было подтверждение того, что он находился в квартире Гретхен именно в то время, когда ее убили. Эксперты установили время с точностью до получаса. Эти полчаса, плюс десять минут в обе стороны, Энди Житнов был в ее квартире. Потом свет погас. И зажегся только через двадцать минут — когда приехал Матвей Петрович со своими сотрудниками.

До этого комиссар досматривать уже не стал. Он тотчас принялся звонить своему начальству и добывать ордер на обыск кабинета и холостяцкой квартиры Эверса, а также выяснять, насколько прочна его неприкосновенность как аудитора. Я вполуха слушал его и смотрел на монитор, где в ускоренном в четыре раза темпе разыгрывалась в теневом театре зашторенного окна сцена смерти Сэл. Вот за занавеской снова вспыхнул свет. Мелькнул чей-то силуэт. Десять, двадцать минут. Несколько теней пришли в движение. Одна из них, видимо, остановилась посреди комнаты, еще пару раз кто-то мелькнул, и свет погас. Ребята Матвея Петровича вырубили систему умной квартиры.

— Как думаешь, что это? — Я вздрогнул, когда Анна перегнулась через мое плечо и указала на неподвижную тень. Все никак не могу привыкнуть к тому, как тихо она ходит. Может, я и услышал бы шаги, если бы Ситтон, уже приходящий в ярость от того, как трудно, оказывается, добиться разрешения надеть наручники на представителя другой планеты, не орал так в трубку местного телефона. Оставалось надеяться, что он не включал режим видеофона, иначе его собеседник наблюдал сейчас на экране не самую аппетитную картинку. Связь по местному порой была настолько скверной, что я посочувствовал ему и уже хотел предложить свой коммуникатор, но комиссар был так возбужден, что я не решился приближаться к нему, чтобы не попасть под горячую руку. Он вполне мог не просто позвонить с моего кома, но и конфисковать мой чудо-телефончик от Гриши Комарова до конца следствия.

Я поцеловал Анну, но она отмахнулась и снова указала на тень.

— Не знаю. — Я был задет тем, что она увернулась от моего поцелуя. — Стоит кто-то.

Анна хотела что-то сказать, но Ситтон внезапно перестал орать и, даже не извинившись, обратился ко мне:

— Носферату Александрович, вы, кажется, говорили, что у вас есть знакомые в российских секретных службах?

— Я?!

— Ну хорошо. Не сказали, — согласился Ситтон покорно. — Я предположил. Но ведь ваш допуск и то, как быстро Анна Моисеевна получила полномочия как ваш представитель, говорит о многом.