— Рааз пошли на дело… как же там дальше? Таа, та-да, да, таа-та…

Продолжая напевать в три глотки, Децербер вышел в коридор, вызвал лифт, спустился на первый этаж и, пройдя через главные двери, очутился на улице.

Было бы неплохо заметить, что вечерело. Сильно образное слово и подходит почти к любой ситуации. Но сказать так невозможно, поскольку, когда Децербер шёл по тротуару, освещаемому тусклым светом фонарей, что собой, как импровизированным забором, отгораживали от остального мира здание, вдоль которого они выстроились… В общем, вечер уже наступил, и с этим ничего не поделаешь. Очень темно вокруг, вот и всё.

Децербер беззаботно вышагивал по асфальту, не прекращая петь. Будь преследователи внимательнее, они бы заметили, что беззаботность его покрыта толстым слоем… нет, не шоколада — театральности.

— Интересно бы знать, — вслух и преувеличенно громко рассуждал пёс, — на кой понадобилось производить эти ракушки? Туалетная бумага всех устраивала как нельзя лучше. И всё-таки, — Децербер повысил голос, акцентируя внимание на том, что он не замечает ничего, кроме собственных мыслей, — некий завод взялся за производство ракушек — для чего? На что надеется его владелец? Ракушки ведь никто не покупает и покупать не будет. Вообще-то говоря… — Он остановился.

Преследователи тоже.

Децербер наклонил голову, подставляясь под удар, и закончил мысль:

— Вообще-то говоря, дельце Ктулхи скоро прогорит. Если только не изобретут автоматы, штрафующие за употребление ненормативной лексики.

— Шеф обдумает твою гениальную идею, — саркастически произнёс рядом с ухом знакомый женский голосок.

— Что такое?! — применив весь запас актёрских способностей, удивился Децербер.

Кажется, получилось неплохо.

Пёс расслабился, чтобы ненароком, чисто рефлекторно, не оказать сопротивления.

Что-то обрушилось ему на голову, что-то тяжёлое, деревянное и палицеобразное. Затем та же штука грохнула Децербера по второй голове, а следом и по третьей.

Эффект был невелик. А если точнее, отсутствовал напрочь.

Всё повторилось.

Ничего не изменилось.

Взбешённая, палица отстучала на головах Децербера замысловатый, фанковый ритм. И лишь когда первый преследователь выдохся и с проклятиями бросил двадцатифунтовый кусок дерева на тротуар, и угодил себе по ноге… Лишь тогда его подельница вколола (со второй попытки) псу шприц и через толстенную шкуру ввела снотворное.

«Ну они и работают», — потрясённо подумал Децербер, теряя сознание. Падая, он старался не зашибить напавших — те были нужны живыми.

Оба преследователя облегчённо вздохнули, когда «жертва», наконец, вырубилась.