Юноша смущенно кивнул.

– Начни еще раз… Нет, не то. Здесь звук… влажный, как слеза. Вот послушай… Рояль под руками мастера запел совсем иначе.

– Здесь должна быть мука в каждом звуке. Мука неразделенной любви, сильной и страстной…

У Феди словно душа раскрылась, он сердцем понял то, что хотел ему сказать педагог.

– А вот здесь… уйти в себя, закрыться от мира… здесь совсем на пиано уходишь, и звук глухой, закрытый. Ну, попробуй…

Федя коснулся клавиш… Нет, не то… Опять не то… Литвинов начал уже в четвертый раз, мучительный поиск нужной окраски…

– Вот, вот это уже близко! Ну…

Федя бессильно опустил руки.

– Ну и?

– Не так все.

– Ты должен сам это найти. Ты мысль понял?

– Да.

– Хорошо, тогда дальше. Третья строчка.

Федя начал играть, Андрей Николаевич остановил его уже на пятом такте:

– Федя, Федя! Неужели ты не слышишь?! Здесь же просто загореться нужно, вспыхнуть! Здесь сам звук должен быть горячим, страстным, сердце у слушателя должно забиться чаще! Не бойся раскрыться, не бойся показывать эмоции. Это не означает, что нужно биться в истерике. В звуке все должно выражаться.

Андрей Николаевич сыграл этот кусок сам. Услышав разницу, Федя ощутил себя полным идиотом.

– Попробуй.

Федя слышал и понимал, как должно звучать, но на деле ничего не выходило. Все попытки глобальных изменений привели к тому, что он запутался и начисто забыл текст.

– Так, здравствуйте. Еще и наизусть плохо знаешь?

– Да я… запутался… я понял, что нужно. Дома сделаю.