Минуты тянулись в томительном ожидании. Теперь, когда я остался один, а всех моих временных товарищей увели в неизвестность, вместо страха я почувствовал нетерпение.

Арена, говорите! Драться, говорите! Что же, я буду драться, хоть на кулаках, хоть на ножах, хоть на рыцарских двуручных мечах. Кто я такой, чтобы выбирать, в каком виде придет ко мне смерть?..

Наконец настал мой черед. Бородач, тяжело дыша, подошел к клетке. За его спиной маячила все та же пара тюремщиков.

Я не сопротивлялся, и бородач первым же движением накинул петлю мне на шею, да так сжал, что я захрипел, задыхаясь. Тюремщики воспользовались ситуацией и стянули мне руки веревками, после чего хватка на шее ослабла.

— Силы копишь? Молодец, они тебе понадобятся, — одобрил бородач, выволакивая меня из клетки. — Боюсь, не сдюжишь. Первый бой, он все решает.

Говорить я все равно не мог, только хрипеть, поэтому диалога не получилось.

Меня протащили по коридору, в конце которого оказалась решетчатая дверь, за которой — второй коридор, короче, потом ступени. Иногда я почти падал, но меня каждый раз вовремя подхватывали.

Наконец мы пришли. Первым делом я услышал шум толпы. Где-то совсем рядом гудело человеческое море. Иногда равномерно глухо, как в штиль, иногда волной по нарастающей, а время от времени гул срывался в отдельные восторженные крики, многократно усиленные десятками голосов.

— Горный человек хорош! — одобрительно покивал головой бородач, прислушиваясь к звукам толпы. — Его любят. Ставки высокие. Мой тебе совет: понравься толпе! Уж не знаю, как ты это сделаешь и способен ли… но тут все решает толпа. Если ты станешь ее любимцем, то проживешь чуть дольше. Усек?..

Тюремщики вновь придержали меня, а бородач отпер одну из дверей.

— Тебе сюда. Переодевайся. Бери любые вещи, любое оружие. Потом жди, за тобой придут.

Он чуть подтолкнул меня в спину, но этого оказалось достаточно, чтобы я кубарем покатился вперед. Дверь за спиной захлопнулась, но вокруг было достаточно света, чтобы осмотреться.

Помещение, в которое я попал, более всего напоминало костюмерную императорского театра. Вешалки с одеждой занимали треть зала. Штаны, камзолы, сорочки, сапоги, шляпы — все не новое, весьма потрепанное, кое-что в подозрительных бурых пятнах, но зато на любой вкус и размер.

Мое одеяние оставляло желать лучшего, поэтому недолго думая я переоделся в просторные удобные вещи, шитые по моде века эдак пятнадцатого, зато почувствовал себя человеком. Сорочка была чуть порвана на груди напротив сердца. Кто был тот человек, последним ее надевавший?..