На этом бы все и закончилось. В обычных обстоятельствах – да. Когда он вернулся этим вечером домой, то извинился перед женой, а она извинилась перед ним. Лиза поплакала, а Майклу хватило приличия, если это можно так назвать, не обвинять ее в том, что прошлой ночью она принесла мишку обратно в дом. А ей, в свою очередь, хватило приличий не говорить о том, что он опять отправил игрушку в мусор. Она обещала стараться сильнее, а он обещал быть терпеливее. Одним словом, они сделали все то, что делают члены семьи из страха или из любви, когда боятся, что зашли слишком далеко.

Но на этом ничего не закончилось. Три ночи спустя, или четыре, когда Майкл расслабился, когда уже начал думать, что они возвращаются к нормальной жизни, он опять проснулся посреди ночи, зная, что слышал какой-то шум.

«Нет, – подумал он спросонья. – Просто мерещится. Это сон».

Он попытался опять уснуть, правда попытался, но звук не давал ему покоя. Даже не звук. Скорее, призрак звука. Но он не унимался. И Майкл постепенно начал чувствовать, как его охватывает ужас.

Он встал с кровати. Прислушался, но звук шел не из их спальни. Майкл прошел в гостиную, хотя и знал, что источник шума не здесь. Обследовал весь дом, кроме того места, откуда, как он ожидал, и исходит звук, но в итоге отправился туда.

Открыл дверь в детскую. Да, все правильно, звук доносился отсюда, слабое биение сердца. Вот и мишка, в колыбели, как и последние несколько месяцев. Но как жена нашла его? Он что, зацепился за бак и не выпал? Не попал в мусоровоз, и она увидела его на улице? Должно же быть какое-то логическое объяснение, надеялся Майкл.

Он включил свет и уставился на игрушку через прутья. Теперь сердце остановилось – так же внезапно, как завелось. Мишка был грязным, покрыт слоем серой пыли, мелкой, как пепел. Придется его уничтожить, но перед этим, решил Майкл, жена должна все объяснить. Он оботрет мишку и покажет ей, заставит объясниться, а потом уничтожит на ее глазах.

Но когда он взял его в руки, то понял: что-то изменилось. Мишка казался другим, тяжелее, а когда он его сдвинул, из тельца как будто что-то посыпалось, словно он был набит песком. Майкл поднес игрушку ближе к лицу и принюхался, и тогда осознал, что нет, он покрыт не пепельным слоем пыли, а просто пеплом. А когда, скривившись, положил мишку на пеленальный столик, чтобы отряхнуть, его осенило, откуда взялся пепел. Крышка на урне была сдвинута, у основания лежала горстка праха, а когда Майкл заглянул внутрь, то увидел, что урна почти пуста.

Руки отяжелели. Теперь он видел, где разорвали и неуклюже распороли шов, чтобы наполнить мишку прахом его дочери. Все было намного хуже, чем он подозревал.