В начале послесловия Эвенсон рассказывает о периоде, когда жил в Сиэтле, учился и писал. Он служил советником епархии и иногда временно выполнял обязанности епископа. На этой должности он подбирал в отведенных местах потерянных, бездомных, иногда совсем опустившихся людей и просто катал по городу, беседуя с ними и пытаясь понять, как им можно помочь. Как он говорил, для его миссии важно было слушать то, о чем они говорили. Как минимум однажды оказалось, что человек на соседнем сиденье представляет серьезную угрозу для общества.

Заключение к послесловию повышает градус ситуации:

«Ты ехал в машине с человеком, который держал тебя под прицелом пистолета, а теперь он вышел из машины, и ты свободен. Все вокруг сразу стало странным. Ты уже не в том же мире, где был до того, как дуло оставило синяк на виске. Ты подозреваешь, что и сам стал другим человеком.

И теперь, когда ты свободен (если это действительно ты), есть только один вопрос: в чем заключается смысл твоей оставшейся жизни?»

Что ты делаешь, куда ты идешь, кто ты? После некой крайности все в жизни видится заново. Предметы вокруг те же самые – если только в них не кроются семена того, что с тобой случилось, – но все карты перерисованы. Не успеешь оглянуться, как потеряешься. Кто ты? Теперь это загадка, и ее можно решать всю жизнь, а в итоге окажется, что ты всего лишь человек, который всю жизнь решал загадку о том, кто же он такой. Но и это… и это – немало.

Далее в «Мастерах ужасов»…

Далее в «Мастерах ужасов»…

Томас Лиготти

Ноктуарий

Театр гротеска

В ТЕМНЕЙШИЙ ЧАС НОЧИ:

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОНИМАНИИ СТРАННОЙ ПРОЗЫ

Перевод с английского: Григорий Шокин

Что считать странным, никому объяснять не надо. Узнаем мы об этом на самых ранних этапах жизни. Самый первый ночной кошмар, самый первый горячечный бред посвящают нас во всемирное, но при этом глубоко законспирированное общество, пожизненно напоминающее о себе при столкновениях со странными вещами всевозможных форм и личин. Для кого-то они – сугубо свои, личные. Есть и такие, что признаются всеми, вне зависимости от веры в них. Они всегда с нами, просто ждут особого момента, чтобы мы о них вспомнили, а моменты такие у каждого свои.

Вот что я хочу донести до вас: странные чувства – фундаментальный и неизбежный жизненный опыт. И, как всякий опыт такого рода, он в конечном итоге находит свою форму художественного выражения. Одна из этих форм – weird fiction, так называемая «странная проза». Составляющие данное литературное направление истории являются сублимацией наших столкновений с неизведанным. В них все «странное» выставлено напоказ, как в музее, и может быть наглядно изучено.