— Матерь Божья!

Дик испуганно заморгал — ему показалось, что в одном из "облаков" он увидел открытый люк и ступени, ведущие внутрь. Бомбардировщик вдруг встал на дыбы. "Облако" рвануло его на себя, как скатерть с алюминиевыми мисками. Мимо пилотской кабины неслись обрывки плоскостей, лонжеронов, сплюснутые топливные баки. Влекомые сверхмощным притяжением, они летели навстречу своей гибели в самый центр "облака". Чудовищный взрыв потряс небеса и землю. Не стало ни самолета, ни "облака".

Это был НЛО графа д’Аршаньяка — последнего из участников вторжения, предпринятого инопланетянами в 199… году от Рождества Христова.

Нью-Йорк встретил своих избавителей цветами и фейерверком. Открытая машина с Майком и Элен, словно лодка, плыла по морю улыбок и оваций.

— Майк, они бы на сто процентов избрали тебя президентом Соединенных Штатов. Может быть, стоит подумать? — пошутила миссис Райт.

— Лучше быть хорошим сыщиком, чем плохим президентом, — в тон ей ответил Норман. — А кстати, Элен, вам не жаль пятидесяти тысяч и утраченной юбки Анжелики?

Вместо ответа, миссис Райт слегка приоткрыла свой атташе-кейс. В его глубине мелькнул клочок ткани, оторванный от пурпурной юбки Анжелики, и Норман почувствовал приятное возбуждение, как от выпитого бокала шампанского.

— Не считайте меня идиоткой, Майк, — усмехнулась Элен.

Магнитофонная кассета дернулась, остановилась. Не отрываясь от пишущей машинки, я заменил ее на другую…

Часть третья

Часть третья

I Тени прошлого

I

Тени прошлого

— Сначала огонь оближет твои пятки. Потом поднимется выше и станет лизать твои гениталии. Это будет медленный, очень медленный огонь, дон Филиппо! Все удары шпаг, изведанные тобою за свою грешную жизнь, покажутся тебе комариными укусами в сравнении с той болью, которая тебя ждет. Нет ничего ужаснее, чем подобная казнь, и нет палачей опытнее, чем наши. — Голос судьи, поднимавшийся из подземелья его души, отвергшей свет и соблазны мирской жизни, умолк. Но его горящие глаза аскета все так же неистово сверкали, впиваясь в бледное лицо узника.

Дон Филиппо, красивый идальго с талией танцовщицы и кулаками молотобойца, понимал, что речь судьи — не всплеск слепой ярости импотента, возомнившего себя праведником, а начало изощренной пытки.

Слова были таким же страшным орудием, как раскаленные щипцы или тиски для размозжения костей. От них веяло жаром паленого человеческого мяса и ледяным холодом тайных захоронений. Дон Филиппо был не в силах отвести руку палача, но попытаться не слушать судью он мог.