Инна, замерла, закрыла глаза и велела себе успокоиться, хотя далось это невероятно сложно. Распахнув глаза, она взглянула на Тимофея и, заметив, что по-прежнему держит прихваченные из его автомобиля копии документов, швырнула их на пыльную землю.
— Ты веришь, что я с ними не заодно, детка? — спросил Тимофей, хмурясь. — Детка, скажи!
Инна перевела глаза на подбегавшую Олесю, за которой, переваливаясь, с трудом поспевала Мила Иосифовна.
— Почему вы не защитили его? — крикнула Инна, обращаясь к бухгалтерше. — Почему вы
Мила, бурно разрыдавшись, стала что-то лепетать, что не ожидала, что не поняла, что она слабая женщина…
Ну да, слабая толстая женщина средних лет, такая беззащитная. И втершаяся к ней в доверие — и все потому, что ее тогда тоже похитили.
Инна, глядя на Милу Иосифовну, вдруг отчего-то вспомнила другую невзрачную, правда, легкую, как перышко, особу средних лет, которой полностью доверяла — и которая предала ее без малейших сантиментов. Ее «правая рука» Людмила Львовна, как только представилась возможность, тотчас переметнулась на сторону Геныча, так отчего же…
Отчего же Мила тоже не могла быть
— Прекратите реветь! — крикнула Инна, отчего бухгалтерша зарыдала еще сильнее.
И Инна вдруг поняла: все это
Инна перевела взгляд на Тимофея. А его сегодняшнее появление —
Воспользовавшись тем, что Тимофей утешал лившую крокодильи слезы толстуху-бухгалтершу (наверняка