По мере того как они приближались друг к другу, Амандине казалось, что их машины непременно пересекутся, и ей стало тревожно. У нее не было оружия, никакого средства защиты в случае чего. Никто не знал, куда она едет, – даже она сама. Чтобы успокоиться, она убеждала себя, что контролирует ситуацию. И потом, с маячком она может держать дистанцию и следить, оставаясь незамеченной. Она невидима.

Париж… Слева черная Сена, чьи воды бурлили под каплями. Эйфелева башня, тревожащий силуэт. Даже в этот безумный час, в апокалиптическую погоду две-три фигурки еще бродили под четырьмя гигантскими ногами, укрывшись под зонтиками. Амандина взглянула на телефон: красная точка была теперь неподвижна, в нескольких километрах от места, где находилась она. Недалеко от библиотеки Франсуа Миттерана, в Тринадцатом округе.

Она выключила экран, экономя батарею, и прибавила скорость. Большие, почти пустынные проспекты, залитые потоками воды. Набережная Генриха IV, набережная Рапе, набережная Берси. По мосту Толбиак она выехала на улицу Нев-Толбиак. Улица Фриго была рядом, слева. Ни души, ни одной машины. Казалось, будто город стал жертвой ядерной катастрофы и не осталось ни одного выжившего. Все вопросы, которые она не задавала себе в горячке, пришли теперь. Надо ли свернуть на эту улицу, рискуя привлечь к себе внимание? Или лучше сохранять дистанцию?

Она все же решилась. Судорожно стиснув руль, она ехала на средней скорости, держа голову прямо, не выказывая никакой нервозности. Но глаза ее метались вправо-влево. Она засекла машину Кремье, припаркованную у тротуара перед большими зданиями, которые в темноте выглядели подозрительнее некуда. Судя по названию улицы[24], Амандина решила, что это, наверно, бывшие парижские холодильники: вокзал и подземные склады-рефрижераторы, которые сто лет назад использовались для подвоза и хранения продовольствия и снабжения Центрального рынка.

Кому они принадлежали сегодня? Кто имел туда доступ? Она не знала. Но интуиция подсказывала ей, что Кремье вошел в одно из этих зловещих зданий.

Она свернула чуть подальше и припарковалась у тротуара на улице Примо-Леви. Вышла из машины, накинув капюшон, сунув руки в карманы. Ее тень скользила вдоль стен. От сырости заледенели руки и ноги, снова начинались мучения. Она шла, нервничая, с комом в горле. Тихий голос в голове уговаривал ее повернуть назад, вернуться домой, в тепло, и позвонить в полицию.

Это стало слишком рискованно, слишком опасно.

И все же она ступила на маленькую лесенку, которая вела в широкий двор, окруженный зданиями.