Его речь становилась все лихорадочней. Через шестьдесят лет он снова перенесся туда, в зеленый ад.

– Тогда я досконально изучил все, что касалось овечьей почесухи. Передавалась она в основном от овцы к ее детенышу через плаценту или молоко. А вдруг «короба» передается так же, через пищу? Я полез в свою статистику: «короба» поражала главным образом детей и женщин. Почему ею так редко заболевали мужчины? Ведь все члены племени ели абсолютно одно и то же…

– Мертвецы, – вмешался Валковяк.

– Именно. Только женщины и дети ели своих покойников, мужчины-воины – никогда. Значит, каннибализм был причиной болезни и способом ее распространения. Мне потребовалось пять лет, чтобы понять: поедая подвергшийся перерождению мозг больных, они тоже подхватывали болезнь.

Пять лет! Люси это казалось вечностью, но она представляла себе условия того времени – пятидесятые годы прошлого века в незнакомом мире, на другом конце планеты – и все сложности, культурные, географические и технические, которые пришлось преодолевать врачу.

– Теперь мне требовался мозг соровая, чтобы провести анализы и эксперименты. Я дождался, пока не умерла девочка из племени, пораженная этой болезнью. Ее звали Кижа. Родители позволили мне действовать: мое первое вскрытие на земле каннибалов. Эти люди пожирали своих покойников, так что мой поступок их не ужасал. Я вскрыл череп и увидел, в каком состоянии мозг: он был губчатым. Я поехал в Аделаиду с образцами крови и зараженного мозга в специальных контейнерах. Один из моих друзей по факультету работал в исследовательской лаборатории, я объяснил ему, что стоит на кону. Мы много дней пытались убедить руководство и ученых довериться нам: для экспериментов нужны были две обезьяны – животные, генетически наиболее близкие человеку. Мы натолкнулись на стену. Тогда мы украли двух шимпанзе в заповеднике и привезли их к моему другу. Потом мы ввели больную кровь соровая одному животному и клетки зараженного мозга другому… Оставалось только ждать. Разовьются ли симптомы «короба́» у обезьян и умрут ли они? Я все записывал в своих дневниках, все фотографировал, все отмечал. На протяжении этого времени я безвылазно жил у друга и воспользовался случаем написать несколько статей о «короба́». Я пробудил любопытство нескольких журналистов. «Белый врач, живущий с дикарями», «Загадочная болезнь из глубины джунглей» и прочие публикации в таком роде, не слишком серьезные. И я ждал, ждал. Если обезьяны заболеют, у меня будет доказательство, что «короба» – первый человеческий трансмиссивный энцефалит. Вы, наверно, не осознаете всего значения такого открытия, но оно из тех, которые тянут на Нобелевскую премию по медицине.