И на меня накатывает горе, которое я подавляла, с которым невозможно было справиться в Академии. Оно зарождается у меня в груди, сдавливает горло, от него щиплет в носу, и когда я смотрю на папу, то окончательно теряю контроль над собой. У меня дрожит подбородок, глаза наполняются слезами. Папа протягивает руки, обнимает меня, и я тихо рыдаю у него на плече. Я плачу о тете Джо, о маме, об Инес, плачу из-за страха потерять его, из-за многочисленных смертей за последние несколько недель. Горячие, сильные, несдерживаемые слезы текут из глаз на папину рубашку. А он гладит меня по голове и по спине, снова и снова повторяя, что все будет хорошо, что он тоже любил тетю, что ему будет очень ее не хватать.

Мы сидим так очень долго. Я прижимаюсь к нему, как всегда делала, когда была маленькой, и в его объятиях чувствую себя в безопасности. Он не двигается и не пытается чем-то меня отвлечь. Он просто ждет. Ждет, когда выровняется мое дыхание, когда тело перестанет вздрагивать от судорожных рыданий. В изнеможении вытираю лицо, ощущая при этом легкость, которой не чувствовала с тех пор, как уехала в Академию.

Делаю выдох и сажусь.

– Я хочу поддержать тебя, особенно если это то, за что вы с мамой и тетей Джо боролись. Просто… мне нужно немного времени, – говорю я, поворачивая мамино кольцо на пальце.

– Это справедливо, – отвечает он, признавая, как мне тяжело примириться со всем этим. – У тебя куча времени, чтобы выбрать, кем ты хочешь быть. Даже если решишь, что никогда не захочешь управлять Семьей, это нормально. Я ужасно горжусь тем человеком, которым ты уже стала.

Я впитываю его слова и искренне улыбаюсь. В эту минуту я не могу думать о грандиозном плане спасти Стратегов и изменить Львов к лучшему. Мне достаточно того, что мы вместе и он мною гордится.

– Мы пропустили двадцатое декабря, – улыбаясь в ответ, говорит он. – Я бы хотел возместить эту потерю. Ты, я и наш с тобой зимний праздник – что скажешь?

У меня по телу разливается тепло. Я даже не замечала, как мне этого не хватало, но теперь чувствую себя так, будто и дня не проживу без нашего традиционного праздника.

– Было бы прекрасно, но… – Делаю паузу. – Как думаешь, может, пригласим моих друзей? После того как я увидела тебя с ними сегодня, мне кажется, им даже больше, чем мне, требуется немного фирменной папиной терапии. Особенно Аарье.

– Конечно, – соглашается он, а я вдруг понимаю, что впервые с тех пор, как мне было пять лет, я не имела в виду Эмили, когда произнесла слово «друзья».

– И, пап… Я хочу увидеть Эмили.

Он колеблется, но потом кивает: