И в эту критическую минуту Моника осознала, что уже приняла решение.
6:19
6:19
Дождь накрывал Рим погребальными пеленами. Серой тенью занавешивал древние дворцы, ряд немых слезящихся фасадов. Переулки вокруг площади Навона, извилистые, будто кишки, совсем опустели. Но в нескольких шагах от дворика Браманте широкие окна старинного кафе «Делла Паче» отражались на блестящей мостовой.
Внутри – стулья, обитые красным бархатом, столики из белого мрамора с серыми прожилками, статуи в стиле нового ренессанса и обычные посетители. Люди искусства, в основном художники и музыканты, раздраженные незавершенным рассветом. Но также и торговцы, и антиквары, коротающие время до открытия магазинчиков, расположенных вдоль по улице, и какой-нибудь актер, который, возвращаясь с ночной репетиции в театре, забегает выпить капучино перед тем, как отправиться спать. В такое скверное утро все ищут утешения и охотно вступают в общую беседу. Никто не обращал внимания на двух незнакомцев в черном, которые сидели на отшибе, за столиком напротив входа.
– Как твоя мигрень? – спросил тот, что казался моложе.
Другой, собиравший подушечкой пальца крупинки сахара вокруг пустой чашки, оставил это занятие и невольно прикоснулся к шраму на левом виске:
– Иногда не дает мне спать, но вообще можно сказать, что лучше.
– Тебе все еще снится тот сон?
– Каждую ночь. – Он поднял глаза глубокой, меланхолической синевы.
– Это пройдет.
– Да, пройдет.
Наступившую тишину прервал длинный свисток кофемашины для эспрессо.
– Маркус, время пришло, – сказал молодой.
– Я еще не готов.
– Ждать больше нельзя. Меня сверху спрашивают о тебе, допытываются, в какой ты кондиции.
– Я делаю успехи, разве нет?
– Да, правда: с каждым днем все больше и больше, это меня радует, поверь. Но ожидание слишком затянулось. От тебя зависит многое.