– Это от частнопрактикующего врача с Харли-стрит, наблюдающего Линду. Он утверждает, что она психически неуравновешенный человек и ее нельзя допрашивать.

– Блин, во что мы вляпались? – произнес Крейн.

– Кто это принес? – спросила Мосс.

– Диана Дуглас-Браун. С ней пришел еще один адвокат, – ответил Вулф. – Вы должны прекратить допрос.

– Нам сказали, что ей ничего не известно, однако этот документ доставили собственноручно еще до семи утра? – хмыкнула Мосс.

– Я, естественно, тебя прикрою, но теперь задействованы большие люди. Истеблишмент. Я прямо вижу, как мы подбираемся к краю пропасти, – сказал Крейн.

– Еще чуть-чуть, Вулф. Приходи через десять минут.

Вулф неохотно кивнул и ушел.

– Питерсон, давай-ка поднажми на нее, – сказала в микрофон Мосс.

– Линда, как умерла ваша кошка? – спросил Питерсон в комнате для допроса. – Как умер Башмачок?

У Линды дрожала нижняя губа, она крепко сжимала в руках стакан, пальцем поглаживая нарисованного котенка.

– Не ваше дело.

– Ваши родные расстроились, когда умер Башмачок?

– Да.

– Андреа и Дэвид? Они ведь тогда, наверно, были моложе?

– Конечно, моложе! Андреа расстроилась. А Дэвид… – Лицо Линды омрачилось, она впилась зубами в губу.

– Что Дэвид? – спросил Питерсон.

– Ничего. Он тоже расстроился, – ответила Линда сдавленным голосом.

– Как-то неубедительно вы это говорите. Так Дэвид расстроился или нет, Линда?

У нее участилось дыхание. Она втягивала в себя воздух и отдувалась, как при гипервентиляции.