— Наверху, — Ламар показал на потолок.

— Спустите его, — сказал Адамберг, как будто речь шла о чемодане.

Инстинктивное возбуждение, сотканное из бесконечных всплесков тревоги, кратких приказов и нервных окриков, сливалось с топотом множества ног по лестнице, превращая Контору в поле битвы накануне решающего приступа. Дыхание, сопение и шумные перебежки с места на место заглушались звуком моторов — из просторного двора понемногу выводили четырнадцать машин, чтобы расчистить площадку для вертолета. Одна из ступенек на повороте старой деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, была на два сантиметра короче остальных. Эта аномалия повлекла за собой бессчетное число падений на начальном этапе жизни Конторы, но все мало-помалу к ней приспособились. Но в это утро Морель и Керноркян, захваченные водоворотом всеобщей суеты, умудрились все-таки споткнуться.

— Что они там творят? — спросил Адамберг, заслышав грохот наверху.

— Разбиваются на лестнице, — сказал Мордан. — Вертолет сядет через сорок пять минут. Эсталер спускается.

— Он поел?

— У него со вчерашнего дня крошки во рту не было. Он ночевал здесь.

— Покормите его. Возьмите что-нибудь в шкафу Фруасси.

— Зачем вам Эсталер?

— Потому что он эксперт по Ретанкур, почти как кот.

— Эсталер сам сказал, — подтвердил Данглар. — Что она что-то искала. Что-то интеллектуальное.

Молодой бригадир нетвердым шагом приближался к ним. Адамберг положил ему руку на плечо.

— Она мертва, — сказал Эсталер безжизненным голосом. — По идее она уже мертва.

— По идее — да. Но Виолетта следует только своим собственным идеям.

— Но она же смертна.

Адамберг закусил губу.

— Зачем нам вертолет? — спросил Эсталер.

— Потому что Пушок пойдет не по автострадам, а по домам и дворам, дорогам, полям и лесам. На машинах мы за ним не угонимся.