— Он стал объяснять мне, что я не смогу ничего добиться в жизни, пока не убью отца. Но убью не в прямом смысле, а в образном.

— Я понял, Кромс.

— Раньше отец мало для меня значил. Иногда я думал о тебе, но чаще мне хотелось забыть, что я сын легавого. Про тебя писали в газетах, мать гордилась этим, а я нет. Вот и все. И вдруг в дело вмешался Жослен. Он сказал, что ты — причина всех моих бед, всех моих поражений. Он увидел это у меня в голове.

— Каких поражений?

— Не знаю, — сказал Кромс и опять с шумом втянул кофе через соломинку. — Мне это не так уж и важно. Вроде как тебе — та перегоревшая лампочка на кухне.

— И что посоветовал Жослен?

— Он сказал, что я должен объявить тебе войну и уничтожить тебя. «Очиститься» — так он это называл, словно у меня внутри помойка и эта помойка — ты. Мне его план не особо понравился.

— Почему?

— Не знаю. У меня не хватало храбрости, вся эта чистка казалась мне чересчур трудной работой. А главное, я не чувствовал внутри никакой помойки, не мог понять, где она. Но Жослен говорил, что она точно есть, да еще какая огромная. И если я ее не ликвидирую, нутро у меня сгниет. В конце концов я перестал с ним спорить, это его раздражало, а он был умнее меня. Я слушал его, сеанс за сеансом, чувствовал, что начинаю ему верить. И в итоге поверил по-настоящему.

— Что ты решил сделать?

— Выбросить помойку, но я не знал, как это делается. А Жослен вначале ничего не объяснил. Только сказал, что поможет. Что мне в любом случае предстоит столкнуться с тобой. И он оказался прав. Так и вышло.

— Неудивительно, Кромс, ведь он сам это спланировал.

— Верно, — согласился Кромс после минутной паузы.

Туговато соображает парень, подумал Адамберг, злясь на себя за то, что хоть и отчасти, но все же признает правоту Жослена. Ведь если Кромс не отличается живостью ума, кого следует за это винить? Сам он тоже медлительный. Кромс успел выпить только половину своего кофе, но и в стаканчике Адамберга осталось не меньше половины.

— Когда же ты столкнулся со мной?

— Сначала мне позвонили по телефону в ночь с понедельника на вторник, после убийства в Гарше. Какой-то незнакомый тип сказал, что завтра в утренней газете появится моя фотография, что меня обвинят в убийстве и что мне надо быстро смыться и залечь на дно. А позже все уладится само собой, и он даст мне об этом знать.

— Это Мордан. Один из моих майоров.

— Тогда, значит, он не соврал. Он сказал: «Я друг твоего отца, делай, что я говорю, черт подери». Потому что сначала я хотел пойти к легавым и сказать, что это ошибка. Но Луи всегда учил меня держаться подальше от легавых.