– Да, чтобы следить за Бишопом. Джейксу нужно было хранить свою берлинскую тайну.

– Но почему же Джейкс не избавился от Мартина Бишопа в две тысячи девятом? Зачем тратить время на Миттага и ждать, пока Бишоп станет национальным героем?

– Не избавился, потому что не мог. У Бишопа был покровитель.

– Кто? Шумер ведь про это не говорил, не так ли?

Прю решила игнорировать вопросы Полсона.

– Он называл себя Джеймсом Салливаном, но его настоящее имя – Майло Уивер, – сообщила она. – Мне сказали, он работает в ООН, но я не нашла его фамилии ни в одном из отделений. Он был одним из наших.

– Из Бюро?

– Из ЦРУ.

– Черт. – Марк словно выплюнул это слово. – И зачем только ООН ввязалась в это дело?

Этого Рейчел не знала и не могла знать, пока не поговорит с Уивером с глазу на глаз. Все, что ей оставалось, – это повторить те слова, которые сам Полсон сказал ей много лет назад:

– Борьба против глобального господства корпораций.

– Вы говорите так, словно восхищаетесь этим большевиком.

В своем отношении к Марку Прю еще не определилась.

– Корпорации, Рейчел, – это стабильность, – заявил он. – Если на них наплевать, значит, наплевать на наш демократический образ жизни.

До этого момента Прю не знала, предпримет ли следующий шаг, но что-то в его тоне – какая-то доверительность – неприятно ее задело. Возможно, Рейчел провела слишком много времени с Ингрид и поэтому не могла позволить, чтобы все так и шло по накатанной. Так что она сказала:

– Главный вопрос, Марк, заключается вот в чем: кто выиграл от событий четвертого июля?

– Не американский народ, это уж точно.

Похоже, замглавы ФБР целенаправленно разыгрывал из себя тугодума.

– Банки, – сказала Прю. – Было похоронено расследование одного из крупнейших в истории США отмываний денег. Все так увлеклись «Бригадой», что даже не заметили.

Полсон сложил ладони перед собой в молитвенном жесте.