— Бери, говорю.
Бен обхватил обеими руками рукоятку. На лезвии были ржавые пятна.
— Это кровь?
Трей бросил на него ленивый взгляд откуда-то сбоку и даже не потрудился ответить.
— Ой, я хочу топор! — взвизгнула Диондра и прыгнула в сторону грузовика, а Бен подумал, уж не дурачат ли они его, как обычно.
— Топор для тебя тяжеловат. Возьми охотничий нож.
Диондра нетвердо держалась на ногах, то подаваясь вперед, то отступая назад, и меховая опушка на капюшоне куртки прыгала вверх и вниз.
— Не хочу но-ож — он слишком маленький. Отдай его Бену — он у нас охотник.
— Тогда Бену еще и ружье.
— Ладно, давай ружье мне. Я возьму ружье, — сказала Диондра.
Трей взял ее за руку, раскрыл ладонь и вложил в нее охотничий нож.
— Острый, так что дурью не майся.
А разве они здесь втроем не маются дурью, подумал Бен.
— Бен-гей, утри лицо, не разбрызгивай везде свою кровь.
С топором в одной руке и ружьем в другой Бен отер лицо рукавом. Его подташнивало. Кровь не останавливалась, а теперь перемазала еще и волосы и заливала глаз. Ему было очень холодно, и он подумал, что такое случается перед смертью, когда человек истекает кровью. Потом вспомнил: немудрено, что кожа покрылась пупырышками, — тонкий коротенький пиджачок Диондры надет прямо на голое тело.
Наконец Трей извлек из машины огромное кайло — для себя — с острым, как сосулька, серебристым концом и перекинул через плечо — человек собрался на работу. Диондра продолжала капризно дуть губы из-за ножа, и Трей шикнул:
— Хватит! Ты хочешь что-то сделать или нет?!
Она перестала дуться, коротко кивнула и положила нож в середину круга, в котором они случайно оказались все вместе. Но нет, наверное, все-таки не случайно, потому что после нее Трей положил рядом с ножом кайло и нетерпеливым жестом, как родитель, чей ребенок позабыл произнести короткую молитву перед едой, призвал Бена сделать то же самое. Бен подчинился и положил сверху топор и ружье. Куча острого металла производила впечатление — сердце у Бена забухало в груди.
Его вдруг схватили за руки с двух сторон: у Трея рука была твердой и горячей, а у Диондры — липкой и безвольной. Они встали кружком вокруг своего оружия, поблескивавшего в свете луны. Лицо Диондры напоминало маску сплошь в ямках и холмах, и когда она подняла голову и приоткрыла рот, Бен почувствовал эрекцию, но его это уже не волновало. Мозг кипел, жарился где-то на задворках сознания. Диондра произнесла нараспев:
— Мы приносим Тебе, Сатана, эту жертву, мы несем Тебе боль, и кровь, и страх, и ярость — основу человеческого бытия. Мы чтим Тебя, Темная Сила. Во власти Твоей сделать нас сильнее. Превознося Тебя, мы возвеличиваемся сами.