— Телевизор смотреть, — сказала я, щелкнула кнопкой, вернулась на диван и отделила от волос почти сухую прядь. Она оказалась огненно-рыжей, но это, в конце концов, мой натуральный цвет.

— Знаешь, Либби, я очень тобой горжусь, — произнес он торжественно.

— Пожалуйста, не надо, а то в твоих устах это звучит уж очень покровительственно. Терпеть не могу покровительственный тон.

— Никакой он не покровительственный! — В его голосе появились звенящие нотки.

— Значит, ненормальный.

— Нет. Я хотел сказать, как круто, что я с тобой познакомился.

— Ах боже мой, какая удача! С таким достойнейшим человеком!

— Но ты действительно достойнейший человек.

— Прекрати, Лайл. И больше не начинай, хорошо? — Я подтянула коленку к подбородку, и мы оба сделали вид, что погрузились в просмотр кулинарного шоу с ведущим, голос которого звучал чересчур оживленно.

— Либби?

Я медленно подняла на него глаза, словно это доставляло мне боль.

— Могу я тебе кое-что рассказать?

— Рассказывай.

— Ты когда-нибудь слышала о лесном пожаре неподалеку от Сан-Бернардино в девяносто девятом? Пожар тогда уничтожил восемьдесят домов и без малого тридцать семь тысяч гектаров леса.

Я пожала плечами: кажется, Калифорния горит постоянно.

— Его устроил я. Но не специально. По крайней мере, я не думал, что ситуация выйдет из-под контроля.

— Что?

— Я был совсем мальчишкой, мне было всего двенадцать, и никаким я поджигателем не был, но у меня в руках почему-то оказалась зажигалка. Мне нравилось ею щелкать. Я был в горах недалеко от дома, было страшно скучно, я шел по тропинке, кругом — сухостой. Чиркал зажигалкой и смотрел, займутся ли верхушки травы. Такой сорняк с пушистыми верхушками…

— Лисохвост называется.

— Не успел я оглянуться, как вокруг уже было штук двадцать мелких возгораний, похожих на факелы. А дело было, когда дула сантана, ветер начал срывать горящие верхушки, и там, где они приземлялись, зажигались новые факелы, потом все новые и новые. И вдруг все они объединились в один большой пожар.