– Он не убил бы меня. Не полоснул бы по горлу.

– Но он это почти сделал. Если бы инспектор Тарант не выстрелил, ты была бы мертва.

– Это еще неизвестно. Вы его не знаете. У него просто не было шанса.

Кейт хотелось крикнуть: ради всего святого, Октавия! Он был здоров, силен, умен, сыт, в конце концов. У него было то, чего нет у трех четвертей человечества. Был у него шанс!

Но она понимала, что все не так просто. Разве приложима логика к психопату – это удобное слово выдумано, чтобы объяснить, выделить в категорию и отразить в законодательстве невнятную тайну человеческого зла? Неожиданно ей вспомнилось прошлогоднее посещение «Черного музея»[31] в Скотланд-Ярде и полка с посмертными масками – только здесь были слепки не с лиц, а с мертвых голов казненных преступников: почерневшая кожа, след веревки с ужасной толстой складкой кожи за ухом. Маски снимали, чтобы проверить теорию Чезаре Ломброзо о том, что криминальный тип можно определить, следуя постулатам физиогномики. Эту теорию развенчали, но разве мы приблизились к ответу? Возможно, для некоторых людей он находится в пахнущей ладаном атмосфере церкви Св. Иакова. Но для нее этот путь закрыт. В конце концов, престол – просто стол, покрытый роскошной тканью. Свечи – обычные, восковые. Статуя Девы Марии изготовлена человеческими руками, раскрашена, куплена, установлена на определенном месте. Под сутаной и прочими одеяниями отец Престейн всего лишь человек. Не является ли то, что он предлагает, частью сложной системы верования, богато украшенной, в том числе ритуалами и музыкой, картинами и витражами, и рассчитанной, как и законодательство, создать у мужчин и женщин иллюзию, что высшая мудрость существует и у них есть шанс?

Кейт вдруг осознала, что Октавия продолжает говорить:

– Вы даже не представляете, где Эш родился. Он рассказал мне. Только мне – единственной. В одной из этих башен на северо-западе Лондона. Ужасное место. Ни одного деревца, никакой зелени, только бетонные высотки, крики, грязь, вонючие квартирки, разбитые окна. Это так называемые дома «Эллисон Фейруэзер».

Кейт показалось, что сердце ее чуть не выскочило из груди, а потом забилось так яростно, что даже Октавия могла его услышать. Какое-то время она не могла говорить, но голова оставалась ясной. Было это сказано умышленно? Могла Октавия это знать? Нет, конечно. Девушка произнесла эти слова без злого умысла. Октавия даже не смотрела в ее сторону – она теребила простыню. А Дэлглиш знал, конечно: ему многое было известно об Эше из записей Венис Олдридж. Он утаил эти записи от нее, не сказал, что у них с Эшем одно прошлое, разделенное в годах, но с одними воспоминаниями. Почему он так поступил? Не хотел ее смущать? Но так ли все просто? А может, не хотел поднимать со дна ее души воспоминания, которые, он знал, болезненные и могли бы принести ей лишнюю травму.