Светлый фон

– Знаете, меня тут кое-что заинтриговало, – произнес сэр Элред, будто повинуясь порыву. – Пришло в голову, когда находился в церкви. Время от времени я появляюсь на публике, на ежегодной городской службе. И решил, когда возникнет свободная минутка, проработать этот вопрос. Я говорю про символ веры.

Дэлглишу не раз приходилось скрывать удивление.

– Какой именно символ, сэр Элред? – спросил он совершенно серьезно.

– А он разве не один?

– Если честно, существуют три символа веры.

– Вот те на! Ну хорошо, возьмите любой. Подозреваю, они не сильно отличаются. Откуда они взялись? В смысле – кто их написал?

Заинтригованного Дэлглиша так и подмывало спросить, не обсуждал ли сэр Элред этот вопрос со своим сыном, но здравый смысл возобладал.

– Полагаю, здесь нужен не я, а теолог, сэр Элред.

– Но вы же сын священника. Я думал, вы знаете. У меня нет времени ходить и у всех выспрашивать.

Дэлглиш мысленно вернулся в кабинет отца, в дом приходского священника в Норфолке. Он вспомнил те факты, которые учил, и те, которые почерпнул, когда копался в отцовской библиотеке. Вспомнил слова, которые сейчас редко произносил вслух, но которые с детства засели у него в голове.

– Никейский символ веры был сформулирован в четвертом веке Первым Никейским Вселенским собором. – Каким-то непостижимым образом он вспомнил даже дату. – Кажется, в 325 году. Император Константин Великий созвал собор, чтобы определить основные доктрины церкви и разобраться с арианской ересью.

– А почему церковь его не обновит? Мы ведь не обращаемся к четвертому веку, когда речь идет о медицине, науке или природе Вселенной. Когда я руковожу компаниями, то не киваю на четвертый век. Так зачем ориентироваться на 325 год, чтобы понять Бога?

– Вам больше пришелся бы по вкусу символ веры двадцать первого века? – спросил Дэлглиш.

Он уже хотел поинтересоваться, не решил ли сэр Элред сам написать новую версию. Однако вместо этого сказал:

– Вряд ли новый собор в столь разобщенном христианском мире смог бы вынести единогласное решение. Церковь придерживается мнения, что епископы в Никее создали символ веры при посредстве божественной силы.

– Но ведь собор состоял из людей. Влиятельных людей. Они внесли в него свои личные тайные планы, свои предрассудки, элемент конкуренции. Весь вопрос, по сути, упирается во власть: кто ею обладает, а кто уступает. Вы достаточно заседали в различных комиссиях и знаете, как там все устроено. Хоть раз встречали того, кого вела рука Божья?

– Надо признать, в рабочих группах министерства внутренних дел таких нет, – заметил Дэлглиш. А потом добавил: – Хотите написать архиепископу? Или, может, сразу папе?