Талли начала подумывать об ужине. Хотя со времени завтрака в парке она ничего не ела, голода не чувствовала и не соблазнилась ни одним из полуфабрикатов, которыми был забит холодильник. Вместо этого она заварила чай в кружке, залив кипящей водой только один пакетик, открыла пачку шоколадного печенья и устроилась за кухонным столом. Еда вернула ей силы. Вскоре Талли надела плащ и, отперев дверь, вышла в темноту. В конце концов, она всегда заканчивала этим день. Данный вечер ничем не отличался. Талли нуждалась в короткой прогулке по Хиту, с неясным блеском раскинувшегося под ней Лондона, холодным воздухом на щеках, запахом земли и зелени, в моменте одиночества, которое никогда не бывало полным одиночеством, в волшебстве, в котором не было ни страха, ни сожалений.

Где-то там, среди темноты и молчания, могли ходить одинокие люди, некоторые ищут секс или дружбу, возможно — любовь. Сто пятьдесят лет назад местная служанка спустилась по этой же тропке и прошла через те же ворота, чтобы встретить любовника и жуткую смерть. Загадка так и не была разгадана, и эта жертва, как и те, что смотрели со стен Комнаты убийств, присоединилась к великой армии лишенных обличия мертвецов. Талли могла думать об убитой с мимолетной жалостью, однако эта тень не нарушала ночной покой, не пугала ее. Талли пребывала в блаженной уверенности, что не поддастся ужасу, что кошмар двух убийств не сможет запереть ее, словно пленницу, в коттедже или испортить одинокую прогулку под ночным небом.

Это произошло в тот момент, когда она, вернувшись из Хита, закрывала за собой калитку: глянув вверх, на темную массу музея, Талли увидела свет. Он шел из южного окна Комнаты убийств. Не такой яркий, как если включить все настенные светильники, а так — слабое, рассеянное свечение. Талли несколько секунд постояла, внимательно приглядываясь, не отражение ли это света, идущего из коттеджа. Исключено. Она оставила свет только в гостиной и холле, и он пробивался сквозь узкую щель в занавесках. Его было недостаточно, чтобы озарить какую-либо часть музея. Казалось, будто в Комнате убийств включен единственный светильник, одна из ламп для чтения, что у кресел перед камином. Может быть, кто-то из Дюпейнов или мистер Калдер-Хейл были в Комнате убийств, читали какой-то документ и забыли ее выключить. Даже если так, все равно странно, что Мюрел, делая последний обход, ничего не заметила.

Талли твердо сказала себе, что бояться не нужно, что ей следует действовать разумно. Было бы нелепо звонить Мюрел, которая должна уже находиться дома, или кому-то из Дюпейнов, не убедившись предварительно, что здесь нет простой ошибки. Звонить в полицию еще более нелепо. Разумнее проверить, заперта ли входная дверь и включена ли сигнализация. Если все так, она может не сомневаться — в музее никого нет и можно, ничего не опасаясь, войти. Если дверь окажется не запертой, она тут же вернется в коттедж, закроется изнутри и позвонит в полицию.