– Примитивным? Каким образом?

– Фамилия Распутин не настоящая. Его звали Григорий Новых. По-русски Распутин означает развратную и склонную к всевозможным излишествам личность, и он этому, да будет тебе известно, прекрасно соответствовал. Ужасно любил спиртное и женщин, не брезговал также и наркотиками, в общем, вел далеко не самую праведную жизнь. За год до революции, в 1916 году, его убили несколько высокородных дворян из царского окружения. В конечном счете, все просто устали от него, и, если верить ходившим по Санкт-Петербургу слухам, он получил массу пуль и ударов ножом, прежде чем наконец умер.

– Печальная история, – сказал Бекстрём и кивнул. «Жаль такого отличного парня. Единственное ведь, что он сделал, так это старался обслужить всех чертовых баб».

– Наиболее интересными в связи с нашей историей о том, как нос Пиноккио чуть не лишил жизни маленького Алексея, являются мысли, поселившиеся в голове царя в то время. Во всяком случае, если верить историческим исследованиям семейства Романовых, сделанным в последние годы. Они представляют большой интерес с политической точки зрения, я имею в виду.

– А ты не мог бы рассказать о них? – спросил Бекстрём, которому понадобилось еще немного времени, чтобы подумать. И его вполне устраивало делать это под аккомпанемент болтовни Гегурры.

– Естественно, естественно, – уверил его Гегурра, не сумев толком скрыть свое удивление. – Здесь, конечно, нет никаких секретов, но суть в том, что, по мнению современных историков, если бы Алексей умер, царь, скорей всего, выбрал бы отречение от престола. В то время наиболее либеральные силы в русском обществе имели хороший шанс сказать свое слово, и, судя по всему, тогда не случилось бы никакой революции. Большевики никогда не смогли бы прийти к власти, как они сделали в 1917 году, и Ленин остался бы мелким эпизодом в истории.

– Так, значит, ты считаешь, – сказал Бекстрём и кивнул ободряюще.

– Нет, это вовсе не мой вывод, – возразил Гегурра. – Так утверждают многие солидные русские ученые сегодня. Сам я далекий от политики человек, но то, что читал по данному поводу, произвело на меня сильное впечатление.

Бекстрём кивнул снова, и этого вполне хватило, чтобы Гегурра продолжил свой рассказ.

И он мало напоминал досужие политические рассуждения на вечную тему «что было бы, если бы не…». Речь шла о серьезном историческом исследовании последних лет, и по какой-то причине его смогли сделать только после освобождения России от коммунистического ярма. «Когда, наконец, закончили проводить поиски истины в угоду политическим интересам». Так Гегурра подытожил это дело.