Мускен слушал меня, иногда покачивая головой, иногда поглядывая на меня своим циклоповым глазом, будто проверяя, говорю ли я правду, — но он понимал, что лгать я ему не собираюсь.

Я закончил говорить и заказал еще пива. Мускен рассказал о себе, о том, что, пока он сидел в тюрьме, его жена нашла другого человека, который смог позаботиться о ней и ребенке. Мускен не осуждал ее. Да и для Эдварда-младшего так, пожалуй, было лучше. Кажется, Мускен со всем смирился. Он сказал, что хотел бы заняться перевозками, но никто не берет его водителем.

— Сам купи себе грузовик, — посоветовал я. — Начни свое дело, как я.

— У меня нет таких денег, — ответил он, мельком посмотрев на меня. У меня появилась идея. — А в банке мне кредита не дают. Считают, что бывшие легионеры — все, как один, бандиты.

— У меня есть кое-какие сбережения, — сказал я. — Давай я буду твоим кредитором.

Он отказался, но я сказал, что это дело решенное.

— Ну, конечно, я буду получать проценты! — заявил я. Мускен просветлел. Но потом снова посерьезнел и сказал, что это, наверное, будет, слишком дорого, пока он не встанет на ноги. Пришлось успокоить его, что проценты будут небольшими, почти символическими. Потом мы выпили еще пива и, перед тем как разойтись, обменялись рукопожатиями в знак того, что мы договорились.

Эпизод 106 Осло, 3 августа 1950 года

Эпизод 106

Осло, 3 августа 1950 года

В почтовом ящике письмо из Вены. Я положил его на стол и просто смотрел на него. На обратной стороне стояло ее имя и домашний адрес. В мае я послал письмо в госпиталь Рудольфа II в надежде, что кто-нибудь знает местонахождение Хелены и передаст письмо ей. Опасаясь, что письмо попадет не в те руки, я не стал писать ни о чем, что могло бы вызвать неприятности у меня или Хелены. И конечно, я писал не от своего имени. Но все равно я не осмеливался ждать ответа. Я даже не знаю, хотел ли я получить его. Что она напишет мне? Что вышла замуж, родила детей. Нет, такого ответа я не хотел. Боже, мы были тогда так молоды! Ей было всего девятнадцать. И сейчас, когда я держал в руках ее письмо, оно почему-то казалось мне невероятным, будто почерк на конверте не имел никакого отношения к той Хелене, о которой я мечтал шесть лет. Дрожащими пальцами я распечатал письмо, приготовившись к худшему. Оно было длинное, но хотя я в первый раз прочитал его всего несколько часов назад, я уже могу пересказать его наизусть. «Дорогой Урия! Я тебя люблю. Неудивительно, что я буду любить тебя до самой смерти, но странно — мне кажется, я любила тебя всю свою жизнь. Когда я получила твое письмо, я плакала от счастья, мне…»