Когда он выслушал все, Юн вопросительно посмотрел на него, но Халворсен ничего не сказал, только быстро набрал какой-то номер.
— Что это было? — спросил Юн.
— Признание, — коротко ответил Халворсен.
— А что вы делаете теперь?
— Доложу Харри.
Халворсен поднял голову и увидел, что лицо у Юна исказилось, глаза расширились, он смотрел словно бы сквозь него, мимо него.
— Что с вами? — спросил он.
Харри прошел через таможенный контроль в скромное здание аэропорта Плесо, где сунул свою карточку VISA в банкомат, который безропотно выдал тысячу крон в кунах. Половину денег он положил в коричневый конверт, вышел на улицу и сел в «мерседес» с синей табличкой «такси».
— Гостиница «Интернациональ».
Таксист молча тронул с места.
Низкие тучи сеялись дождем на темную землю, кое-где вдоль шоссе виднелись пятна серого снега, а дорога, извиваясь среди невысоких холмов, шла на северо-запад, к Загребу.
Уже через четверть часа на горизонте обозначился город — серые бетонные глыбы и церковные шпили. Они миновали темную спокойную реку — наверно, Сава, решил Харри. В город въехали по широкому проспекту который казался непомерно огромным по причине слабого движения, миновали железнодорожный вокзал и обширный, открытый безлюдный парк с большим стеклянным павильоном. Ветви по-зимнему голых деревьев — как черные растопыренные пальцы.
— «Интернациональ», — сказал таксист, подруливая к внушительному серому зданию из тех, что коммунистические страны строили для своего путешествующего руководства.
Харри расплатился. Гостиничный швейцар, разодетый как адмирал, уже открыл дверцу машины и стоял с зонтиком в руках и широкой улыбкой на лице:
—
Харри ступил на тротуар в ту самую минуту, когда из гостиницы вышли двое постояльцев, сели в подкативший «мерседес». За дверью-вертушкой искрилась хрустальная люстра. Харри приостановился:
—