К своему удивлению, Харри заметил, что пение и текст не оставили слушателей равнодушными.

Когда они закончили, сорвали аплодисменты и направились за кулисы, Рикард изумленно взглянул на Харри, однако промолчал. А Мартина, заметив его, опустила взгляд и хотела обойти его стороной, но Харри оказался проворнее и заступил ей дорогу:

— Даю тебе последний шанс, Мартина. Пожалуйста, не отвергай его.

Она тяжело вздохнула:

— Я же сказала, что не знаю, где он.

Харри схватил ее за плечи, яростно прошептал:

— Ты пойдешь под суд как соучастница. Тебе вправду хочется доставить ему такую радость?

— Радость? — Она устало улыбнулась. — Там, куда он попадет, радостей нет.

— А как же псалом, который ты только что пела? «Кто милосердья полон и грешнику подлинный друг». Это ничего не значит, Пустые слова?

Она не ответила.

— Я понимаю, это ведь потруднее, чем то прощение, какое ты, любуясь собой, раздаешь в «Маяке». Беспомощный наркоман, обворовывающий безымянных людей, чтобы утолить неодолимую жажду, — разве он сравнится с прощением, дарованным человеку, действительно в нем нуждающемуся? Настоящему грешнику, которому прямая дорога в ад?

— Перестань. — В ее голосе дрожали слезы, когда она попыталась оттолкнуть его в сторону.

— Ты еще можешь спасти Юна, Мартина. Дать ему новый шанс. И себе тоже.

— Он к тебе пристает, Мартина? — Рикард.

Харри сжал правую руку в кулак, приготовился, не отрывая взгляда от глаз Мартины, мокрых от слез.

— Нет, Рикард, — сказала она. — Все хорошо.

Харри, по-прежнему глядя на нее, услышал удаляющиеся шаги. Go сцены донеслись звуки гитары. Потом фортепиано. Харри узнал песню. Он слышал ее в тот вечер на Эгерторг. И по радио в Эстгоре. «Morning Song». Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

— Они оба погибнут, если ты не поможешь мне положить этому конец, — добавил Харри.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что Юн в пограничном состоянии, им движет бесконтрольная ярость. А Станкич ничего не боится.