— Врешь. — Она глядела на него снизу вверх. — Ты совершенно уверен, что их отец — Арве Стёп.

Харри криво усмехнулся.

— Ты такой же сумасшедший, как и я, — улыбнулась она ему в ответ.

Харри пристально посмотрел на нее:

— Пошли. В лаборатории ждут пробы.

— В субботу вечером? — удивилась Катрина. — Что у них, никакой личной жизни?

Они отдали пакетики в лабораторию, где им пообещали дать ответ сегодня же вечером, в крайнем случае — завтра рано утром. Харри подвез Катрину домой на Сейльдуксгата.

— У тебя в окнах опять темно, — заметил он. — Ты что же, живешь одна?

— Такая роскошная женщина, как я? — улыбнулась она, открывая дверь. — Никогда.

— Хм. А почему ты не захотела, чтобы я рассказал твоим бывшим коллегам в Бергене, что ты теперь работаешь в Осло?

— А зачем?

— Ну, я подумал, было бы круто, если бы они узнали, что ты теперь участвуешь в громком расследовании, да еще в столице.

Она пожала плечами:

— Бергенцы не считают Осло столицей. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Харри тронулся по направлению к Саннергата.

Он не был уверен, но ему показалось, что Катрина внутренне зажалась. Теперь, когда любой щелчок казался ему звуком встающего на место курка, а оказывался хрустом веток, которые в ужасе ломает глядящая на него малышка, он уже ни в чем не был уверен. Но он не мог не думать о том, что его волновало, даже если он не был в этом уверен. Катрина в тот вечер направила револьвер в спину Филипа Беккера. И когда Харри встал между ним и ею, он услышал тот же звук, что и во дворе, когда Сальма сломала ветку. Щелчок курка, вернувшегося в исходную позицию. Значит, Катрина нажала на спусковой крючок на две трети, так что выстрел мог прогреметь в любой момент. Она была готова застрелить Беккера.

Харри не мог об этом забыть. Потому что сегодня снова увидел ее в дверях, свет падал ей на лицо, и он узнал это выражение. А еще потому, что дело касалось наследственности.