Я не мог ей объяснить. Не понимал, откуда взялась уверенность, но знал наверняка: мне дали единственный патрон, мой последний шанс, и я потратил его зря. Я уронил голову на руки и разрыдался как ребенок.

Кэсси не стала меня обнимать и утешать, и слава Богу, а просто сидела и гладила меня по плечу, пока я плакал. Дело было даже не в пропавших детях, не стану врать, а в той немыслимой пропасти, которая разверзлась между нами, в миллионах бесконечных миль, в планетах, с головокружительной скоростью разбегавшихся друг от друга. В том, как много мы потеряли. Как были беспечны и уязвимы в своей наивной убежденности, что можем бросить вызов всем страхам и угрозам взрослого мира, а потом выйти из них живыми и невредимыми, пританцовывая и смеясь.

— Прости, — наконец выдохнул я.

Я выпрямился и утер слезы тыльной стороной ладони.

— За что?

— За то, что свалял дурака. Я не хотел.

Кэсси пожала плечами:

— Значит, мы квиты. Теперь ты знаешь, что я ощущаю, когда меня мучают кошмары и тебе приходится меня будить.

— Да? — Раньше это не приходило мне в голову.

— Да. — Она перекатилась на живот, вытащила из ящичка бумажные салфетки и протянула мне. — Давай.

Я выдавил слабую улыбку и высморкался.

— Спасибо, Кэсси.

— Как себя чувствуешь?

Я сделал глубокий вдох и неожиданно зевнул.

— Вроде нормально.

— Хочешь спать?

Напряжение понемногу отпускало, на меня наваливалась неимоверная усталость, но стоило закрыть глаза, как под веками начиналась какая-то огненная круговерть, а каждый звук в доме заставлял чуть ли не подскакивать на месте. Я знал, что если Кэсси выключит свет и я останусь на диване один, то из темноты возникнут тысячи незримых тварей и станут меня душить.

— Да, — ответил я. — Можно мне лечь на диване?

— Конечно. Но если будешь храпеть, прогоню на софу.

Она села и вынула заколки из волос.