— Когда ты один и под открытым небом, ночи длятся дольше. В голову приходят странные мысли. Я видел огни в других домах, иногда слышал музыку — кто-то врубал старые рок-н-роллы на полной громкости, кто-то играл на флейте. Я начал думать про других людей, которые живут там, — про таких разных людей. Даже если они просто готовят ужин: кто-то делает сыну его любимое блюдо, чтобы он забыл про неприятности в школе, какая-нибудь пара устраивает торжество — они, возможно, узнали, что ждут ребенка… Каждый из них думал о чем-то своем. У каждого свой любимый человек. Чем дальше, тем сильнее я понимал: такая жизнь тоже прекрасна. — Конор еще раз глубоко вздохнул и положил руки на стол ладонями вниз. — Это все. Я не завидовал. Просто чувствовал… это.

— Но жизнь Спейнов перестала быть прекрасной, — отозвался Ричи из угла. — После того как Пэта уволили.

— У них все было супер.

В голосе Конора зазвенела сталь — он сразу встал на защиту Пэта, и у меня в голове снова зарикошетили неприятные мысли. Ричи оттолкнулся от стены и присел на краешке стола, слишком близко от Конора.

— В прошлый раз ты сказал, что это дало ему по голове. Что ты имел в виду?

— Ничего. Я знаю Пэта. Знаю, что ему бы не понравилось сидеть без работы, вот и все.

— Бедняга был сам не свой, понятно? Поэтому не думай, что выдаешь какой-то секрет. Ну, что ты видел? Он вел себя странно? Плакал? Ругался с Дженни?

— Нет. — Короткая, напряженная пауза: Конор прикидывал, что можно рассказать нам. Руки он снова сложил на груди. — В первое время все было хорошо. Через несколько месяцев — летом — он начал поздно ложиться и поздно вставать. Иногда не брился, ходил по дому в пижаме.

— Похоже на депрессию.

— Он был расстроен. И что? В чем его можно обвинить?

— И ты все-таки не восстановил с ними связь, так? — спросил Ричи. — Когда у тебя дела шли плохо, тебе были нужны Пэт и Дженни. Ты не задумывался о том, что они тоже нуждаются в тебе?

— Да, задумывался, — ответил Конор. — Очень часто. Думал, что могу им помочь — выпить с Пэтом по кружечке, посмеяться или посидеть с детьми, дать ему с Дженни побыть вдвоем…. Но я не смог. Это все равно что сказать: «Ха-ха, я же говорил, что у вас ничего не выйдет». От этого стало бы только хуже.

— Х-хосподи, да куда уж хуже-то?

— Намного хуже. Ну перестал он бегать по утрам, подумаешь. Это не значит, что он разваливался на куски.

Эта резкость, этот оправдывающийся тон никуда не исчезли.

— Ты не мог радоваться тому, что Пэт никуда не выходил. Если он дома, значит, никакого тебе чая с бутербродами. В последние пару месяцев ты по-прежнему бывал у них дома?