– Ради денег. Ради кувейтского золота.

– Ради опыта! – смеется Роупер. – Буш хотел набраться опыта. – И, показывая пальцем на русских спецназовцев: – В Афганистане, малыши, у вас было восемьдесят тысяч офицеров, понюхавших пороху, закаленных в современной маневренной войне. Летчики, бомбившие настоящие мишени. Войска, побывавшие под настоящим огнем. А что у Буша? Старики-генералы из Вьетнама и мальчики-герои из триумфальной кампании против Гренады, три человека и козел. Вот Буш и пошел на войну. Поразмял коленки. Попробовал своих парнишек против «игрушек», которые отдал Саддаму в те дни, когда иранцы себя плохо вели. И избиратели в восторге. Верно, Сэнди?

– Верно, шеф!

– Правительства? Хуже, чем мы. Они обделывают делишки, а расплачиваться нам. Видел это много раз. – Он замолкает, вероятно, подумав, что пора дать поговорить и другим. Но никто не принимает эстафету.

– Шеф, расскажи им про Уганду! Ты в Уганде был шишкой! Никто до тебя пальцем не мог дотронуться. Сам Иди Амин ел с твоей ладошки! – кричит Фриски, сидящий на другом конце стола со старыми друзьями.

Роупер колеблется, как музыкант, сомневающийся, сыграть ли на бис, потом решает сделать одолжение.

– Ну Иди, несомненно, был дикий мальчик. Но любил твердую руку. Все, кроме меня, сбивали Иди с пути, подкидывали все, что он хотел, и сверх того. А я нет. Я подбираю обувь по ноге. Иди стал бы бить фазанов ядерными хлопушками, если б мог. Ты тоже там был, Макферсон.

– У Иди головы летели с плеч, шеф, – говорит немногословный Скотт, сидящий рядом с Фриски. – Мы без вас все пропали бы.

– Загадочное местечко Уганда, правда, Сэнди?

– Единственное, где я видел парня, спокойно жевавшего бутерброд под виселицей, на которой болтался повешенный, – отвечает лорд Лэнгборн к общему веселью.

Роупер изображает африканский акцент:

– «Посьли, Дикки, давай смотрец рузья как твои работают». Не пошел. Отказался. «Нет, мистер президент, большое спасибо. Делайте со мной что хотите. Только учтите, хорошие люди вроде меня – большая редкость». Если б я был одним из его парней, он пустил бы меня в расход на месте. Глаза полезли на лоб. Кричит на меня. «Ты должен пойти со мной!» – говорит. «Нет, не должен, – говорю. – Если бы я вместо «игрушек» продавал тебе сигареты, ты бы не тащил меня в больницу смотреть на парней, умирающих от рака легких, правда?» Смеялся Иди так, будто плотину прорвало. Только я никогда не верил его смеху. Смех – это ложь. Уклонение от истины. Никогда не верю тем, кто много шутит. Смеюсь, но не верю. Вот Микки все шутил… Помнишь Микки, Сэндс?