Оба замолчали. Симоне опустила голову. Ее наполняло чувство беспомощности – словно внешнюю оболочку сточили до самой нежной, ранимой материи. Губы задрожали, и она с трудом произнесла:

– Беньямин жив. Мы не знаем, где он и кто его похитил, но он жив.

– Хорошая новость, – тихо сказал Шульман.

– Ужасно, – прошептала она, отворачиваясь и утирая слезы трясущимися руками.

Шульман мягко коснулся ее волос. Она отстранилась, не зная почему. На самом деле ей хотелось, чтобы он продолжал. Его рука скользнула ниже. Они посмотрели друг на друга. На Шульмане был черный костюм из мягкой ткани, вязаная шапочка терлась о воротник пиджака.

– У тебя костюм ниндзя, – сказала Симоне и невольно провела рукой по губам.

– У “синоби”, а это правильнее, чем “ниндзя”, два значения, – сказал Шульман. – Это слово означает “тот, кто прячется”, а еще – “тот, кто терпит”.

– Терпит?

– Может быть, это самое сложное искусство на свете.

– В одиночку не получается. У меня, во всяком случае.

– Одиноких не бывает.

– Я больше не могу, – прошептала Симоне. – Я рассыпаюсь на куски, мне надо перестать думать, мне некуда идти. Хожу и думаю: “Лишь бы что-нибудь случилось”. Могу разбить себе голову или прыгнуть к тебе в постель, только чтобы спастись от этой паники…

Она внезапно замолчала, потом с трудом выговорила:

– Вот так. Это все… прости, Сим.

– Что же ты выберешь? Прыгнуть ко мне в постель или разбить себе голову? – улыбнулся он.

– Ни то ни другое, – торопливо ответила Симоне.

Потом поняла, как это прозвучало, и попыталась сгладить:

– Я не это хотела сказать, я бы с удовольствием…

Снова замолчала и почувствовала, как быстро забилось сердце.

– Так что? – спросил Шульман.