Йона вылез из такси, направился к желтым домикам и зашагал прямиком в отделение, где жила Майя.

Та же сестра, что и в прошлый раз, помахала ему из-за стойки. От света, пробивавшегося между пластинок жалюзи, ее кудри сияли, словно медные.

— Все так быстро произошло, — защебетала она, — я подумала про вас, у нас же осталась ваша визитка, вот я и позвонила…

— С ней можно поговорить? — перебил Йона.

Женщину как будто сбил с толку его тон; она провела руками по голубому халату:

— Позавчера здесь была наш новый врач, совсем молоденькая девочка, из Алжира, я думаю. Она назначила Майе новое лекарство, и… Я слышала о нем, но раньше здесь его не назначали. И вот наша Майя как-то утром проснулась и стала твердить, что должна поговорить с вами.

— Где она?

Медсестра проводила Йону в комнатушку с задернутыми занавесками и оставила его наедине со старухой. Над узким письменным столом висела в рамочке фотография молодой женщины, сидящей рядом с сыном. Мать обнимала мальчика за плечи, серьезная и готовая защитить его.

Кое-какая тяжелая мебель из зажиточного дома стояла вдоль стен. Темный секретер, туалетный столик, две высокие позолоченные подставки.

На диване с винно-красными подушками сидела Роза Бергман.

Она была опрятно одета — блузка, юбка, вязаная кофточка. Лицо опухло и в морщинах, но взгляд больше не был расплывчатым.

— Меня зовут Йона Линна, — сказал комиссар. — Вы что-то хотели мне сказать.

Женщина на диване кивнула и тяжело поднялась. Она выдвинула ящик прикроватного столика и достала оттуда гедеоновскую Библию. Старуха раскрыла ее над кроватью, и оттуда на покрывало выпал сложенный вдвое лист бумаги.

— Йона Линна, — повторила старуха и взяла листок. — Так значит, это вы — Йона Линна.

Комиссар не ответил; он уже чувствовал, как мигрень раскаленным гвоздем воткнулась в висок.

— Как вы можете делать вид, будто ваша дочь умерла? — спросила Роза Бергман.

Старуха бросила взгляд на фотографию на стене.

— Если бы мой мальчик остался жив… Если бы вы знали, каково это — видеть, как твое дитя умирает… Ничто не заставило бы меня бросить его.

— Я не бросил свою семью. — Йона стиснул зубы. — Я спасал им жизнь.

— Когда Сумма пришла ко мне, — продолжала Роза, — она ничего не рассказывала о вас, но она была раздавлена… Хотя хуже всего пришлось вашей дочери. Она не разговаривала два года.