– Я вовсе не была хорошей девочкой, – перебила Сага и отстранилась. – Думаешь, мне это нравилось? Я была ребенком и просто делала то, что вынуждена была делать.

Вальтер откинулся на спинку дивана, кивнул:

– Принуждение – это интересно.

– Меня никто не принуждал, – запротестовала Сага.

– Ты сама так сказала, – улыбнулся он.

– Не в этом смысле… Я хотела сказать, что вполне справлялась. И я нужна была только по вечерам, по ночам – когда у матери бывали боли.

Сага замолчала, вспоминая утро после одной по-настоящему трудной ночи. Мама приготовила ей завтрак. Пожарила яичницу, намазала бутерброды, налила молока. Потом они вышли – босые, в ночных рубашках. Трава в саду была влажной от росы. Сага с мамой несли с собой подушки для гамака.

– Ты давала ей кодеин, – с какой-то странной интонацией произнес Вальтер.

– Кодеин ей помогал.

– Это слабые таблетки. Сколько ей понадобилось в тот последний вечер?

– Много… У нее были ужасные боли…

Сага провела рукой по лбу, обнаружив, к своему удивлению, что вся взмокла. Ей не хотелось говорить о матери, она много лет не думала о том времени.

– Больше десяти, я полагаю? – легко осведомился Вальтер.

– Обычно она принимала всего две таблетки, но в тот вечер ей понадобилось намного больше… Я рассыпала их на ковре, но… не знаю, наверное, я дала ей двенадцать таблеток, может, тринадцать.

Сага ощутила, как подергивается у нее лицо. Она боялась, что заплачет, если останется, и резко встала, чтобы уйти к себе.

– Твоя мать умерла не от рака, – сказал Юрек.

Сага остановилась, повернулась к нему.

– Ну хватит, – серьезно сказала она.

– Не было у нее никакой опухоли мозга, – тихо продолжал Вальтер.

– Ты… Я была с матерью, когда она умерла, ты ничего не знаешь, с чего…