Мужчина, щурясь на свет, осмотрелся. Увидев Андрея, вдруг издал вопль ужаса, бросился в угол и, прижавшись спиной к стене, выставил вперед руку, в которой блеснул нож.

— Не подходите! Не подходите!! — закричал он пискляво. — А то я перережу себе горло!

Он и вправду приставил лезвие ножа к своей шее.

Андрей сам был готов с воплем ужаса броситься вон из комнаты, но, увидев такое неожиданное поведение человека, почувствовал, что, как ни странно, сила все-таки на его стороне.

— Ты чего разорался? — заговорил Андрей, сам удивляясь своему спокойствию, глядя на обезумевшего от страха человека с пренебрежением. — Влез ко мне в шкаф, рубашки помял и еще шею себе собирается резать. Проваливай на помойку, там и режь.

Невысокий человек с ножом близоруко вгляделся в лицо Андрея.

— Так это вы, Андрей Николаевич?! — воскликнул он вдруг радостно, опустив нож и делая к Андрею шаг, как будто собираясь обнять его.

— А ты кто такой?

— Я Михаил Петрович! Помните?

— Какой еще Михаил Петрович?

Андрею казалось знакомым лицо этого человека, но где видел его, черт поймет!

— Ну, я Михаил. Помните? Я вас у вашей парадной ногами бил, так это я был… А потом в операционной у Юрия Анатольевича пугал….

— Вспомнил я тебя, гад!

Наконец в запущенном, низкорослом, измотанном страхом человеке Андрей признал шкета, который не любил рослых.

— Так ты чего ко мне влез, хочешь, чтобы я тебя по башке шарахнул…

— Андрей Николаевич, простите меня. Я был человеком подневольным, я не хотел вас бить. Но теперь я свободен, и я в беде. Теперь меня каждый рослый человек может обидеть, за мной охотятся, и это не шутки. Таких, как я, они прячут в психушки или устроят сердечный приступ… — голос его присекся, он вдруг выронил нож, закрыл лицо руками и заплакал навзрыд, как обиженный маленький мальчик. Он, плача, опустился на краешек дивана.

— Кто за тобой гоняется-то, Юрий Анатольевич, что ли? — спросил Андрей, холодея внутри от страха, а может быть, ошиблась доктор Скунс, и Юрий Анатольевич жив.

— Если бы! — сквозь рыдания донеслось до Андрея.

Он сходил на кухню, принес чашку воды из-под крана. Он не испытывал ненависти к этому жалкому загнанному человеку, но и сострадания тоже. Михаил, всхлипывая, взял чашку из рук Андрея.

— Я не спал уже целую неделю, — сказал он, заглянув в чашку. — Кипяченая?