– Что-то знакомое, – сказала Амбра. – Но не могу…

– Подумайте о живописи, – подсказал Лэнгдон. – В вашем музее Гуггенхайма. Подумайте о…

– Уинстон! – вдруг воскликнула она и, как будто не веря, посмотрела на Лэнгдона. – Очертания этого квартала – точная копия автопортрета Уинстона в нашем музее!

Лэнгдон довольно улыбнулся:

– Совершенно верно.

Амбра снова приникла к окну, с упоением разглядывая ромб. Лэнгдон тоже смотрел вниз, вспоминая автопортрет Уинстона – его странную форму, которая не давала ему покоя все это время, с тех самых пор, как Уинстон продемонстрировал ему причудливое подражание холстам художника Миро.

Эдмонд попросил меня нарисовать автопортрет, сказал тогда Уинстон. И вот что у меня получилось.

Лэнгдон уже понял, что парящий глаз в центре картины – фирменный знак Миро – скорее всего, точка, где располагается Уинстон. То самое место, из которого он смотрит в мир.

Амбра оторвалась от окна и с детским восторгом воскликнула:

– Автопортрет Уинстона – не подражание Миро, а карта!

– Совершенно верно, – кивнул Лэнгдон. – У Уинстона нет тела и облика. Единственное, что его физически характеризует – место, где он находится.

– А глаз, – сказала Амбра, – это же как под копирку глаз Миро! И поскольку глаз всего один, можно предположить, что именно там и находится Уинстон?

– Я тоже так думаю. – Лэнгдон повернулся к пилоту и попросил посадить вертолет в полукруглом парке. Пилот начал снижение.

– Господи! – воскликнула Амбра. – Кажется, я знаю, почему Уинстон выбрал стиль Миро!

– Почему?

– Дворец поблизости называется Педральбес…